JК
Читая маршала Жукова :: Межирицкий Петр
Страница: 223 из 469Стол был домашний, пили в нашей семье по рюмке, говорили много, но о детях не забывали, мы вечно вертелись под ногами и ушки держали на макушке, так что имена не назывались, и даже имя вождя прозвучало в беседе мужчин лишь однажды - когда старший брат отца, еврейский писатель, вскоре назначенный на погибель в Еврейский антифашистский комитет, накричал на меня, сопляка, вещавшего войну, и заткнул мне рот авторитетом Сталина, сказавшего еще неделю назад, что войны не будет.
На Думской площади, у фонтана, где спустя четыре с половиной года поставят виселицы, при огромном скоплении людей повесят и оставят на обозрение германских офицеров, причастных к убийству мирных жителей Киева, мы сели в трамвай No 4 и проехали три остановки до Сенной (Львовской) площади. Был теплый летний вечер, ясный, безветренный. Небо было тихим и звездным. Кажется, тогда оно было синее, чем теперь. Мы сошли у Сенного рынка и пошли по четной стороне Львовской к Обсерваторной (три месяца спустя дядя с бабушкой той же улицей пойдут к Бабьему Яру), но не могли перейти дорогу: по Львовской шла на запад колонна крытых грузовиков. Фары машин были пригашены. Детство мое выпало на такое время, когда на автомобили еще оборачивались даже в Киеве. А тут - колонна, казавшаяся бесконечной. Я нетерпеливо дергался, отец и мать держали меня за руки. Мы стояли, а машины шли и шли, безмолвные, темные. Это было необычно и тревожно и длилось минут пятнадцать. Колонна кончилась, мы пересекли улицу и вошли в подъезд.
На Думской площади, у фонтана, где спустя четыре с половиной года поставят виселицы, при огромном скоплении людей повесят и оставят на обозрение германских офицеров, причастных к убийству мирных жителей Киева, мы сели в трамвай No 4 и проехали три остановки до Сенной (Львовской) площади. Был теплый летний вечер, ясный, безветренный. Небо было тихим и звездным. Кажется, тогда оно было синее, чем теперь. Мы сошли у Сенного рынка и пошли по четной стороне Львовской к Обсерваторной (три месяца спустя дядя с бабушкой той же улицей пойдут к Бабьему Яру), но не могли перейти дорогу: по Львовской шла на запад колонна крытых грузовиков. Фары машин были пригашены. Детство мое выпало на такое время, когда на автомобили еще оборачивались даже в Киеве. А тут - колонна, казавшаяся бесконечной. Я нетерпеливо дергался, отец и мать держали меня за руки. Мы стояли, а машины шли и шли, безмолвные, темные. Это было необычно и тревожно и длилось минут пятнадцать. Колонна кончилась, мы пересекли улицу и вошли в подъезд.