JК
Мастер Мартин-бочар и его подмастерья :: Гофман Эрнст Теодор
Страница: 62 из 83Он запел такую песню:
Куда ты скрылась,
Звезда моя?
Покинут я,
И льешь ты сладкую истому
С небес другому!
Шуми, о ветер закатный,
В моей груди
Смертную страсть пробуди,
Сердце повергни во тьму,
Чтобы ему
В горькой порваться муке,
С милой в разлуке.
Что шепчете вы так невнятно,
Так кротко, деревья ночные?
Что смотрите вы, золотые
Тучек края?
Здесь, внизу, могила моя!
В ней надежду свою я скрою,
Усну со спокойной душою.
Нередко случается, что даже и самая глубокая скорбь, если только для нее найдутся слезы и слова, растворится в нежно томительной грусти и даже кроткий луч надежды вновь вспыхнет в душе; Фридрих, когда пропел свою песню, почувствовал чудесный прилив сил и бодрости. Вечерний ветер, темные деревья, к которым он взывал в своей песне, шелестели и словно шептали слова утешения и, как сладостные сны о далеком счастье, о далекой славе, по мрачному небу протянулись золотые полосы. Фридрих встал и спустился с холма к деревне. Тут ему почудилось, будто рядом с ним идет Рейнхольд, как и в тот раз, когда он впервые его увидел. Все слова, которые говорил Рейнхольд, снова пришли ему на память. Вспомнил он и рассказ Рейнхольда о двух друзьях-живописцах, вступивших в состязание, и с глаз его как будто спала пелена. Ведь было совершенно ясно, что Рейнхольд уже раньше видел Розу и полюбил ее. Только эта любовь и влекла его в Нюрнберг, в дом мастера Мартина, а говоря о состязании двух художников, он подразумевал не что иное, как их обоих Рейнхольда и Фридриха - любовь к прекрасной Розе.
Куда ты скрылась,
Звезда моя?
Покинут я,
И льешь ты сладкую истому
С небес другому!
Шуми, о ветер закатный,
В моей груди
Смертную страсть пробуди,
Сердце повергни во тьму,
Чтобы ему
В горькой порваться муке,
С милой в разлуке.
Что шепчете вы так невнятно,
Так кротко, деревья ночные?
Что смотрите вы, золотые
Тучек края?
Здесь, внизу, могила моя!
В ней надежду свою я скрою,
Усну со спокойной душою.
Нередко случается, что даже и самая глубокая скорбь, если только для нее найдутся слезы и слова, растворится в нежно томительной грусти и даже кроткий луч надежды вновь вспыхнет в душе; Фридрих, когда пропел свою песню, почувствовал чудесный прилив сил и бодрости. Вечерний ветер, темные деревья, к которым он взывал в своей песне, шелестели и словно шептали слова утешения и, как сладостные сны о далеком счастье, о далекой славе, по мрачному небу протянулись золотые полосы. Фридрих встал и спустился с холма к деревне. Тут ему почудилось, будто рядом с ним идет Рейнхольд, как и в тот раз, когда он впервые его увидел. Все слова, которые говорил Рейнхольд, снова пришли ему на память. Вспомнил он и рассказ Рейнхольда о двух друзьях-живописцах, вступивших в состязание, и с глаз его как будто спала пелена. Ведь было совершенно ясно, что Рейнхольд уже раньше видел Розу и полюбил ее. Только эта любовь и влекла его в Нюрнберг, в дом мастера Мартина, а говоря о состязании двух художников, он подразумевал не что иное, как их обоих Рейнхольда и Фридриха - любовь к прекрасной Розе.