JК
Саша и Шура :: Алексин Анатолий Георгиевич
Страница: 196 из 209И Кешка-Головастик тоже пересказывал, только мне иногда казалось, что он сам придумывает это «содержание» на ходу и что таких книг, о которых он рассказывал, ни в одной библиотеке на белом свете не существует.
И в тот вечер я тоже собирался бежать на реку, к ребятам… Но в дверь как-то странно постучали: слабо, еле слышно. Я открыл – и увидел на крыльце Андрея Никитича. Он с трудом держался за перила крыльца, и лицо у него было такое же, как в те две ночи, в поезде и за рекой, когда я впервые узнал, что он так тяжело болен. Андрей Никитич, как и тогда, достал из пузырька, который всегда носил с собой, белый, словно сахарный, кружочек, положил его под язык и тяжело задышал, будто ему не хватало свежего воздуха, которым была так богата наша река, и наша берёзовая роща, и весь наш Белогорск…
– Андрей Никитич, что с вами? – испуганно спросил я.
Он, как и тогда, в поезде, захотел через силу улыбнуться. Но улыбки на этот раз не получилось, а какое-то страдание исказило его посеревшее лицо, с которого будто сразу исчез летний бронзовый загар.
Мне стало очень страшно. Я боялся притронуться к Андрею Никитичу. А он положил мне руку на плечо, но это была какая-то совсем другая, незнакомая рука – не та, которая легко и дружески ложилась ко мне на плечо. Рука была тяжёлая и беспомощная. Она, казалось, искала у меня защиты и спасения. И я, напрягая все свои силы, потащил Андрея Никитича в комнату…
Я не мог позвать на помощь ни Сашу, ни тётю Кланю, потому что их не было дома. И только шпиц Берген отсыпался на своём очередном дежурстве во дворе.
– Не волнуйся, Шура, – проговорил Андрей Никитич, когда я уложил его на дедушкину кровать.
И в тот вечер я тоже собирался бежать на реку, к ребятам… Но в дверь как-то странно постучали: слабо, еле слышно. Я открыл – и увидел на крыльце Андрея Никитича. Он с трудом держался за перила крыльца, и лицо у него было такое же, как в те две ночи, в поезде и за рекой, когда я впервые узнал, что он так тяжело болен. Андрей Никитич, как и тогда, достал из пузырька, который всегда носил с собой, белый, словно сахарный, кружочек, положил его под язык и тяжело задышал, будто ему не хватало свежего воздуха, которым была так богата наша река, и наша берёзовая роща, и весь наш Белогорск…
– Андрей Никитич, что с вами? – испуганно спросил я.
Он, как и тогда, в поезде, захотел через силу улыбнуться. Но улыбки на этот раз не получилось, а какое-то страдание исказило его посеревшее лицо, с которого будто сразу исчез летний бронзовый загар.
Мне стало очень страшно. Я боялся притронуться к Андрею Никитичу. А он положил мне руку на плечо, но это была какая-то совсем другая, незнакомая рука – не та, которая легко и дружески ложилась ко мне на плечо. Рука была тяжёлая и беспомощная. Она, казалось, искала у меня защиты и спасения. И я, напрягая все свои силы, потащил Андрея Никитича в комнату…
Я не мог позвать на помощь ни Сашу, ни тётю Кланю, потому что их не было дома. И только шпиц Берген отсыпался на своём очередном дежурстве во дворе.
– Не волнуйся, Шура, – проговорил Андрей Никитич, когда я уложил его на дедушкину кровать.