Утопленник   ::   Житков Борис Степанович

- Без запросу, - говорит мать и улыбается.

- То есть как? - и блюдечко на стол поставила. - Вот этот кавалер Федю моего в копейку ценит, - и тычет на меня пальцем.

Мать мне мигнула: молчи, дескать. А сама спрашивает:

- Ну, а ваша цена?

- Как, то есть, цена? - и вытаращила глаза на мою мать.

- Вот, говорите, копейку! Это он малую очень цену поставил, вы недовольны. Так ваша какая будет цена? Рубль? Два с полтиной? Красненькая?

Федина мамаша даже шаль с головы стянула и глазами заморгала.

- Что это? А ты своего во сколько? Вот этого?

- Да он не теленок, я им не торгую.

- А мой-то - гусь, что ли? - и привстала, к матери присунулась. Думал, вцепится.

А мать говорит:

- А коли не гусь, так за чем же дело стало? Нечего ни продавать, ни на сахар менять.

Та так и села. Глазами хлопает, молчит. Минуту добрую молчала, потом руки развела, опять свела.

- Милая, да как же это у нас вышло-то... что Федя - не гусь. Тьфу, что я... не тот... ну, как оно? Ох, да и грех! - рассмеялась. - Ох, милая, да и что ведь Федя надумал уже: "Дайте, - говорит, - мамаша, я его в воду невзначай спихну, да и сам сейчас прыгну и пока что вытащу. Это - чтоб на квит вышло". А я говорю: "Феденька, бойся ты теперь этой воды, сам, гляди, утонешь и, неровен час, он опять тебя же вытащит".

"Нет, - думаю я, - уж теперь не тащил бы: натерпелся я, уж пусть кто-нибудь, только боюсь я теперь утопленников".

Тут она стала мою мать целовать. Шаль накинула - и к дверям.