Валя   ::   Панова Вера Федоровна

Женщины ее утешают:

- Может, вернется! Одумается и прибежит!

- Да, как же, прибежит она, - плачет мать.

- Заявить можно, - говорит одна женщина. - Его за такие поступки, будьте покойны, не похвалят.

- Куда я заявлю, - плачет мать беглянки, - когда я даже фамилии не знаю, только знаю, что Костя.

Другие женщины говорят - как же она без паспорта, паспорт остался у матери.

А девочки говорят:

- Она красивая.

- Что ты, красивая! Совершенно она не красивая!

- Просто самая обыкновенная.

Спорят; но ясно и спорящим и молчащим, что эта беглянка, эта грубиянка - существо особенное: ведь во всей огромной очереди только за ней, какая б она ни была наружностью, пришел ее любимый, и она выбежала к нему, протянув руки.

- У нее глаза голубые-голубые.

- Что ты, голубые! Карие у нее глаза.

- Ничего подобного. Не то серые, не то зеленые, не разберешь какие.

- Ты видел или нет? - пристает мать беглянки к своему сыну-калеке. Ты спал или нет?

Калека молчит-молчит, потом обрывает:

- Да перестань! Тошно!

И ужасно становится похож на свою сестру.

- Пусть хоть у кого-нибудь в семье будет настоящая жизнь, - говорит он.

- Хорошо как жизнь, а как смерть? - плачет мать.

- Тоже ничего, - говорит калека. - Настоящая смерть на войне - тоже неплохо.

Он трудно поднимается, собирает свои костыли, идет. Он, когда был маленький, баловался на улице и попал под трамвай. Лопатки у него торчат под рубашкой, и нестриженые волосы лежат косичками на худой шее.