Страница:
4 из 44
Увядшие ветки, свернув неживые листья, свешивались с их крыш. На одной крыше стоял кто-то и кричал знакомые слова про фашистов, агрессоров. Слова то отчетливо были слышны, то уносило их в другую сторону дуновением горячего ветра. Мать металась, твердя:
- Где же он! Ну где же он!
И вдруг они услышали отцовский голос:
- Нюра! Нюра!
Отец подходил к ним, одетый в военную форму. В военном он был худее и меньше ростом. Он сказал:
- Я боялся, ты опоздаешь.
Мать ответила:
- Я заезжала за детьми.
Она сняла с головы косынку и стала обмахивать лицо. Отдышавшись, заплакала, а отец ее утешал.
Совсем они не опоздали, еще даже паровоз не был прицеплен. Черный большой паровоз, могуче двигая рычагами, гулял в отдалении. Он приблизился: к нему обернулись, разговоры стихли. Но он опять великодушно отошел, бросая ярко-белые крутые облака в синее небо. Люська смотрела на него с отцовских рук и кричала: "Ту-ту!" Рядом пели хором: "Пусть ярость благородная вскипает как волна". Подошла продавщица мороженого, она продавала эскимо на палочках.
- Дайте нам, - сказал отец.
Продавщица не слышала, она продавала другим и отсчитывала сдачу, доставая мелочь из кармана своей белой куртки. Вале очень хотелось мороженого, у нее просто горло горело. Она забеспокоилась, что продавщица всё продаст и им не хватит. Но настал их черед, и она им дала четыре эскимо. Мать, заплаканная, тоже стала есть.
|< Пред. 2 3 4 5 6 След. >|