Виктор Вавич (Книга 3)   ::   Житков Борис Степанович

А воробьи-то стараются - галдеж какой подняли. И томно глаза морились от солнца, и сидеть бы, ей-богу, так вот где-нибудь, и Петр Саввич обломил сзади прутик и сосал горькую свежесть. Облокотился, отвалился, руки на спинку заправил, и воробьи в ушах, и сон стал покачивать голову.

Песок скрипит! Нет, баба какая-то с узлом, видно, стирать, что ли. А баба-то тяжелая. Эх, Груня как-то? Не сказал ей, как прощалась, что выгнал меня землемер-то. А то и сказал бы - куда ж ей ехать-то от подлеца-то своего? И вдруг горе и обида до слез замутили, зарябили в глазах. Петр Саввич повернулся боком, скусил прутик, выплюнул на дорожку. И сил нет уж поправить-то. Смотри, значит, хоть плачь, а смотри.

И вдруг сзади кто-то по плечу хлопнул. Петр Саввич обернулся, смотрел сердито - кто? Вчерашний, да-да, с бородкой. И Петр Саввич опасливо завертел головой.

- Ну ладно, старик, что пришел. Не бойсь, никого нет, ладно, что чисто пришел. - Петр Саввич все еще сердито таращил глаза.

- Только не надо уж.

Петр Саввич все глядел недвижно, со строгим испугом.

- Устроилось само! - Алешка хлопнул Сорокина по коленке. - На вот катеринку, чтоб за беспокойство, - и Алешка сунул руку в карман в шинель Сорокину. - Ну и будь здоров, старик. А из тюрьмы тебя все равно выкинут! И Алешка встал. - Не из-за нас. Сам знаешь.

Сорокин глядел все теми же глазами на Алешку.

Алешка секунду молчал, глядел в глаза старику.