Александр II, или История трех одиночеств   ::   Ляшенко Леонид Михайлович

Кстати, если бы Мольеру пришло в голову написать пьесу не о том, как напыщенный торговец рвется в бароны или турецкие паши, а о том, как его насильно пытаются сделать дворянином, то было бы это комедией или нет? Не пришлось бы тогда прославленному французу звать на помощь великого англичанина Шекспира? Во всяком случае, нашему герою не было суждено добиться желаемого. Хотя сама его попытка говорит о многом, в частности, о желании присоединиться к таким правителям, как Петр I и Екатерина II, которые умели и на престоле оставаться самими собой, людьми, личностями, а не только символами власти. Может быть, он в чем-то пошел даже дальше своих великих предшественников.

Боюсь, собеседника не покидает малоприятное ощущение, будто мы на протяжении всего разговора только и делаем, что защищаем своего героя от кого-то или чего-то. Он (герой) настолько нам дорог, что мы пытаемся подсадить императора не на ту ступеньку исторической славы или, скажем скромнее, исторической памяти, которая отведена Александру Николаевичу в большинстве научных трудов. Можно было бы утешить себя, гордо заявив, что подобное ощущение неверно в корне, что монарх, подобный Александру II, не нуждается в защите, но почему-то не хочется этого делать. Иногда действительно начинает казаться, что мы, если не все время, то значительную его часть, занимаемся, пусть и невольно, именно этим.

Как же быть? А почему бы не напомнить себе о том различии, которое существует между защитой и пониманием? Ведь если в защите царя-Освободителя действительно есть что-то унизительное, вернее, унижающее не столько его, сколько нас, потомков, то попытка понять человека ушедшей эпохи заслуживает всяческого уважения. Постойте.