Бальзак   ::   Цвейг Стефан

И впрямь они стали реже, у меня просто не было денег, чтоб оплатить почтовую пошлину, но я не хотел вам об этом говорить. Да, вот до чего я дошел, и даже еще хуже. Это ужасно и слишком печально, но такова действительность – она столь же реальна, как Украина, где вы живете. Да, да, бывали дни, когда я, терзаемый волчьим голодом, наспех обгладывал корочку хлеба на бульваре».

Все резче становятся пикировки, все длительней паузы между письмами. И впервые, как раз перед этим решающим письмом, проходит целых три месяца, и Бальзак ни слова не пишет Ганской. Оба – и это явно чувствуется – взаимно обозлены. Оба считают друг друга холодными, вялыми, неискренними. И перелагают друг на друга вину за то, что эта переписка, которая началась в фортиссимо и престиссимо, утрачивает свою страстность, что она медленно иссякает.

В действительности же не виноваты ни тот, ни другая. Повинны только неестественность и неискренность их отношений. Ведь они думали, что их ждет лишь короткое расставание, а затем скорое и окончательное соединение. Во время странной помолвки при живом муже, который прожил затем еще целых восемь лет, г-жа Ганская наложила на Бальзака обет верности. Такого рода обет был бы исполним, если бы разлука продлилась три или даже шесть месяцев. Но ревнивая г-жа Ганская (а ревность ее не что иное, как вздыбившаяся гордыня) требует от Бальзака вечной верности. И это начинает его раздражать.

«Хоть раз посмотрим правде в глаза, – пишет он ей после долгой лжи и утаек. – Мужчина ведь в конце концов не женщина.