JК
Цареубийство в 1918 году :: Хейфец Михаил
Страница: 8 из 496Ужас Ипатьевского подвала нравственно потрясал … Я смотрел на фотографию убитых царских детей и на фотографию семьи моего деда, сделанную заезжим фотографом еще в начале века в далеком белорусском селе. Снятые на ней пять сыновей, пять еврейских мальчиков, одетых в одинаковые русские рубашки-косоворотки, прошли потом через первую мировую войну, революцию, гражданскую, тридцать седьмой. И погибли все. Сколько было таких мальчиков?
Они шумели буйным лесом.
В них были вера и доверье,
Но их повыбило железом,
И леса нет, одни деревья.
Вставала, вырастала проблема: революция, контрреволюция и цена человеческой жизни, революция, контрреволюция и мораль. Но в те годы она была вне нашей историографии».
(Генрих Иоффе – из той группы советских историков, со взглядами которых в дальнейшем тексте мне придется полемизировать. Тем убедительнее в моих глазах выглядит эволюция его взглядов, тем типичнее.)
В 70-е годы советская империя находилась на вершине своего могущества: Ангола и Мозамбик, Вьетнам и Афганистан, Никарагуа и Сальвадор – этапы большого пути… Но в ту же эпоху все отчетливее осознавался Россией болезненный, гниющий характер национального бытия («А что будет? Запустение будет, вот что» – выразил в одном из лучших тогдашних очерков собственное предощущение будущего страны преуспевающий партработник).
Они шумели буйным лесом.
В них были вера и доверье,
Но их повыбило железом,
И леса нет, одни деревья.
Вставала, вырастала проблема: революция, контрреволюция и цена человеческой жизни, революция, контрреволюция и мораль. Но в те годы она была вне нашей историографии».
(Генрих Иоффе – из той группы советских историков, со взглядами которых в дальнейшем тексте мне придется полемизировать. Тем убедительнее в моих глазах выглядит эволюция его взглядов, тем типичнее.)
В 70-е годы советская империя находилась на вершине своего могущества: Ангола и Мозамбик, Вьетнам и Афганистан, Никарагуа и Сальвадор – этапы большого пути… Но в ту же эпоху все отчетливее осознавался Россией болезненный, гниющий характер национального бытия («А что будет? Запустение будет, вот что» – выразил в одном из лучших тогдашних очерков собственное предощущение будущего страны преуспевающий партработник).