Дело было в Педженте   ::   СССР Внутренний Предиктор

О чём молчат искусствоведы

10 октября 1997 года первый президент России вручил в Страсбурге президенту Франции видеокассету с фильмом “Белое солнце пустыни”, сопроводив подарок словами: “Это мой самый любимый фильм. В нём — вся душа русского народа”, а 8 июня 1998 г. он подписал указ о присуждении фильму Государственной премии за 1997 год.

Откуда вдруг такой интерес власти к столь любимому народом фильму [1] ? Неужели только потому, что по-прежнему данные всех опросов напоминают властной “элите”: картина пользуется у зрителя неизменным успехом? Или, утратив поддержку во всех слоях общества, она ищет популистские методы возврата доверия? А что если стоящие за спиной “властных” марионеток кукловоды знают “нечто” такое, на что «вся душа русского народа» действительно может откликнуться доверием?

Чтобы увидеть и правильно понять это “нечто”, следует знать, что у произведений искусства, вызывающих устойчивый при смене поколений интерес публики, кроме «сюжета», в общепринятом понимании этого слова, существует еще и так называемый «второй смысловой ряд» [2] , не осознаваемый большинством зрителей (или читателей, если речь идет о произведениях литературы), но тем не менее отвечающий их подсознательным жизненным ориентациям.

Второй смысловой ряд фильма “Белого солнца пустыни” выстраивался сложно и под влиянием многих обстоятельств, понять некоторые из которых можно из оценок тех, кто непосредственно участвовал в его создании.