Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса   ::   Гилилов Илья

Я уже говорил в первой главе, что в нашем столетии некоторые литературоведы обратили внимание на это собрание блестящих акростихов, в которых видна уверенная рука мастера, превосходящего в своем поэтическом искусстве всех других авторов, представленных в честеровском сборнике, - лучших английских поэтов того времени. И что больше всего вызывало удивление исследователей - поразительное сходство и многочисленные прямые совпадения в темах, образах, поэтическом языке этих "песен Голубя" с поэтическими строками Шекспира, и прежде всего - с его сонетами! Ничего подобного этим "совпадениям" в поэзии елизаветинцев не найдено. Недаром крупнейший знаток шекспировской поэзии Д.У. Найт, тщательно анализируя бесчисленные "шекспировские места" в "Песнях Голубя", поражался: "Это же чистый Шекспир!" {Я уже отмечал, что "Песни Голубя" являются во многих отношениях более "шекспировским" поэтическим материалом, чем поэма "Феникс и Голубь", хотя под последней напечатано имя Шекспира.}.

Но кто же в то время мог писать с такой подлинно шекспировской силой, с таким поэтическим мастерством, так по-шекспировски видеть и переживать те же самые жизненные коллизии (достаточно необычные) и выражать свое видение и свои мысли шекспировскими словами и образами, кроме самого Великого Барда, руку которого мы знаем не только по ранним поэмам на классические сюжеты, но и по его сонетам и "Страстному пилигриму"? Поэтому Найт после долгих раздумий пришел к осторожному выводу, что Шекспир, поместив в сборник свою поэму "Феникс и Голубь", вероятно, не ограничился этим, но приложил руку и к некоторым разделам честеровской поэмы, а особенно заметно - к "Песням Голубя". Других объяснений этому феномену, насколько мне известно, никто еще предложить не смог.