История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1   ::   Сиповский Василий Васильевич

Стоитъ сравнить этотъ образъ съ тѣмъ, который вырисовывается изъ элегій: "Погасло дневное свѣтило", "Я пережилъ своя желанья – и мы убѣдимся, что герой поэмы – отраженіе личности самого поэта, котораго своимъ сѣрымъ крыломъ коснулась "міровая скорбь". Это – юноша, покинутый вѣтренными друзьями шумной юности,- юноша, еще привязанный къ воспоминаніямъ прошлаго, потому тоскующій,- юноша, y котораго мягкое сердце, но мало энергіи, который легко изнемогаетъ въ борьбѣ, но легко и ободряется.

"Байронизмъ" въ чертахъ героя.

Итакъ, въ образѣ героя нѣтъ ничего схожаго съ героями Байрона. Если есть въ немъ черты байронизма, то они лишь искусственно привязаны къ его облику. "Грозное страданіе", "бурная жизнь", т. е. тѣ "богатырскія", сильныя черты, которыя казались Пушкину характерными для поэзіи Байрона, – совсѣмъ не вяжутся съ образомъ плѣнника. Такимъ же неудачнымъ наслоеніемъ "байронизма" въ поэмѣ оказалась любовь къ "свободѣ"… Съ призракомъ свободы (и чтобы позабыть неудачную любовь?) онъ ѣдетъ на Кавказъ… Зачѣмъ? Чтобы убивать горцевъ? Но при чемъ же тогда "призракъ свободы"? Или герой Пушкина хотѣлъ "опроститься", жить съ горцами и дѣлить съ этими "свободными" сынами ихъ радости и печали? но тогда зачѣмъ же бѣжать отъ нихъ? и куда бѣжать?

"Гордое, одинокое страданіе" – тоже черта байроническая,- черта, которую мы находимъ и y пушкинскаго героя,-

Таилъ въ молчаньи онъ глубокомъ

Движенья сердца своего

И на челѣ его высокомъ

Не измѣнялось ничего.