JК
Избранные произведения в двух томах(том второй) :: Андроников Ираклий
Страница: 450 из 500Ираклий! Ты же еще никогда не брал слова! Скажи, что ты про него знаешь?
Тут я выложил все, что помнил, главным образом по каталогу Публичной библиотеки, где одно время служил:
– Он был редактором журнала «Новый путь»… Это критик, поэт… Хороший знакомый Блока. В советское время у него была книжка про Третьяковскую галерею и мемуары…
– Да-да-да-да-да…- Фадеев поощрял меня, напряженно моргая.- А что ты читал из его сочинений?
– Просматривал когда-то про Третьяковскую галерею.
– И что ты можешь сказать?
– То есть как что?… Это книжка о Третьяковской галерее, о картинах, которые там висят…
– Ты смеешься над нами, Ираклий! Неужели мы сами не в состоянии понять, что в книге о Третьяковской галерее описывается Третьяковская галерея. Это же не рекомендация!
– Подробностей я просто сейчас не помню и книжку, видел очень давно…
– Да. И он давно уже ничего не пишет и, вероятно, уже ничего не сможет дать нашей литературе?!
– По-моему,- вставил я,- он очень старый человек и, наверное, просто уже не может писать. Фадеев взглянул в анкету:
– Простите, товарищи, это виноват я. Я не обратил внимания на то, что это очень древний старик, рождения 1868 года!… Как жаль, Ираклий, что ты ничего больше не можешь сказать о нем.
Тут я выложил все, что помнил, главным образом по каталогу Публичной библиотеки, где одно время служил:
– Он был редактором журнала «Новый путь»… Это критик, поэт… Хороший знакомый Блока. В советское время у него была книжка про Третьяковскую галерею и мемуары…
– Да-да-да-да-да…- Фадеев поощрял меня, напряженно моргая.- А что ты читал из его сочинений?
– Просматривал когда-то про Третьяковскую галерею.
– И что ты можешь сказать?
– То есть как что?… Это книжка о Третьяковской галерее, о картинах, которые там висят…
– Ты смеешься над нами, Ираклий! Неужели мы сами не в состоянии понять, что в книге о Третьяковской галерее описывается Третьяковская галерея. Это же не рекомендация!
– Подробностей я просто сейчас не помню и книжку, видел очень давно…
– Да. И он давно уже ничего не пишет и, вероятно, уже ничего не сможет дать нашей литературе?!
– По-моему,- вставил я,- он очень старый человек и, наверное, просто уже не может писать. Фадеев взглянул в анкету:
– Простите, товарищи, это виноват я. Я не обратил внимания на то, что это очень древний старик, рождения 1868 года!… Как жаль, Ираклий, что ты ничего больше не можешь сказать о нем.