JК
Кайф :: Рекшан Владимир
Страница: 117 из 120Я волнуюсь, однако!
Публика молодая, ей бы пошуметь, она и шумит.
За моей спиной рояль. С оборота бью в до-мажор обеими руками. Олухи, троглодиты, объединенцы и девушки затихают. Жаль, что мухи спят до лета, а то был бы слышен их полет. Я достаю папку с листами и раскладываю их перед собой, шуршу ими, откашливаюсь, вспоминаю неожиданно все, словно жизнь это не смена лиц и мест, словно происходила она сразу, словно на битловском Сержанте возникают люди, люди, люди, цвета и даже запахи, терзания и ревность возникают будто впервые, ненависть, наивность и честолюбие юности, друзья и ссоры с друзьями, враги, пинки и то, что неожиданно открылось в звуке, что помогло выжить в юности, может, это самое трудное - выжить в юности и дожить до того, что называется человеком; я откашливаюсь, беру верхний листок и глухим, чужим каким-то голосом начинаю:
- В июне тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года мне исполнилось восемнадцать лет.
CODA Заканчивается повесть, но продолжается жизнь. Весной восемьдесят седьмого освободился Никитка и мы встретились у него, возле рояля: Никитка, Витя, Николай и я. Очень давно я не виделся с Никиткой и сперва просто не узнал в рослом и дюжем мужичине давешнего юношу со скрипкой.
- Круто, мужики, круто сети-то плести. - Там Никитка не мог выполнить каких-то норм по плетению сетей, но сторожа узнали о былом сотрудничестве Никитки со Стасом Наминым и с сетей сняли. - У нас такой крутняк, такие гитаристы сидели, - говорит Никитка, называя группы и фамилии рок-артистов.
Публика молодая, ей бы пошуметь, она и шумит.
За моей спиной рояль. С оборота бью в до-мажор обеими руками. Олухи, троглодиты, объединенцы и девушки затихают. Жаль, что мухи спят до лета, а то был бы слышен их полет. Я достаю папку с листами и раскладываю их перед собой, шуршу ими, откашливаюсь, вспоминаю неожиданно все, словно жизнь это не смена лиц и мест, словно происходила она сразу, словно на битловском Сержанте возникают люди, люди, люди, цвета и даже запахи, терзания и ревность возникают будто впервые, ненависть, наивность и честолюбие юности, друзья и ссоры с друзьями, враги, пинки и то, что неожиданно открылось в звуке, что помогло выжить в юности, может, это самое трудное - выжить в юности и дожить до того, что называется человеком; я откашливаюсь, беру верхний листок и глухим, чужим каким-то голосом начинаю:
- В июне тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года мне исполнилось восемнадцать лет.
CODA Заканчивается повесть, но продолжается жизнь. Весной восемьдесят седьмого освободился Никитка и мы встретились у него, возле рояля: Никитка, Витя, Николай и я. Очень давно я не виделся с Никиткой и сперва просто не узнал в рослом и дюжем мужичине давешнего юношу со скрипкой.
- Круто, мужики, круто сети-то плести. - Там Никитка не мог выполнить каких-то норм по плетению сетей, но сторожа узнали о былом сотрудничестве Никитки со Стасом Наминым и с сетей сняли. - У нас такой крутняк, такие гитаристы сидели, - говорит Никитка, называя группы и фамилии рок-артистов.