Мое кино   ::   Чухрай Григорий Наумович

— Я приехал в Москву! — кричал он с трибуны, умышленно усиливая свой нерусский акцент. — Я нацанальный кадр! Ничего не знаю, не понимаю. Он не сказал мине: читай Станиславский, Немирович, Данченко... (Тофик был уверен, что Немирович-Данченко не один человек, а два.) Юткевич формализм. Он говорил мине: читай какой-то Евреинов! Я нацанальный кадр! Я принес работа к нему домой. Кто у меня принимал? Юткевич? Нет! Его домработница! Это я формализм? Он сам формализм!!!

Сидевшая в президиуме представительница ЦК, сестра Свердлова, слушая этот бред-донос, делала большие глаза и сокрушенно качала головой. Зал возмущенно гудел.

— Тофик! — крикнул я с места. — Ты же все искажаешь! Ты принес мастеру работу через два месяца после срока!

Моя реплика нарушала намеченный ритуал судилища. Сестра Свердлова поправила меня:

— Товарищ Таги-заде плохо говорит по-русски, но по существу он совершенно прав.

Зловещая атмосфера собрания сгустилась.

Кто-то с места в порыве патриотизма сказал:

— Они (космополиты) пишут, что крупный план первым применил Гриффит. А кто первым применил крупный план?! — Намек на общеизвестный факт, что на самом деле это был Л. В. Кулешов.

Но тут перепуганный Кулешов закричал:

— Не я! Не я! — Он испугался, что и его объявят космополитом.

Кто-то из преподавателей-киноведов (к сожалению, не помню ее фамилию) робко заступилась за автора книги «Советское кино. Немой период».