Мой Уитмен   ::   Чуковский Корней Иванович

Характерна его любовь к астрономическим цифрам — к миллионам, квинтильонам, миллиардам:

Триллионы весен и зим мы уже давно истощили,

Но в запасе у нас есть еще триллионы, и еще, и еще триллионы…

Миллионы солнц в запасе у нас…

Эта минута — она добралась до меня после миллиарда других, лучше ее нет ничего…

Миллион — единица его измерений. Вот он смотрит на вас, но видит не вас, а ту цепь ваших потомков и предков, в которой вы — минутное звено. Спросите у него, который час, и он ответит: вечность. Я еще не встречал никого, кто бы так остро ощущал изменчивость, текучесть, бегучесть вещей, кто был бы так восприимчив к извечной динамике космоса.

Астрономия, небесная механика именно в пору юности Уитмена сделала огромные успехи в Америке. Первые обсерватории — в Цинциннати, в Филадельфии, в Кембридже — строились именно в сороковых и пятидесятых годах XIX века. Уитмен смолоду любил астрономию чуть ли не больше всех прочих наук. Не потому ли истины небесной механики часто у него превращались в стихи?

Нет ни на миг остановки, и не может быть остановки,

Если бы я, и вы, и все миры, сколько есть, и всё, что

на них и под ними, снова в эту минуту свелись к

бледной текучей туманности, это была бы

безделица при нашем долгом пути,

Мы вернулись бы снова сюда, где мы стоим сейчас,

И отсюда пошли бы дальше, все дальше и дальше…

Несколько квадрильонов веков, несколько октильенов

кубических миль не задержат этой минуты,

не заставят ее торопиться,

Они — только часть, и все — только часть.

Как далеко ни смотри, за твоею далью есть дали,

Считай, сколько хочешь, — неисчислимы года.