Не быль, но и не выдумка - Фантастика в русской дореволюционной литературе   ::   Ревич Всеволод

Но фантастическое тут есть действительно и именно в самой форме рассказа..." Дело в том, что этот рассказ идет от имени мужа, жена которого только что совершила самоубийство, а он пытается осмыслить происшедшее. Разумеется, в такие часы человек не станет браться за перо и делать свои беспорядочные мысли достоянием общественности. Поэтому Достоевский и говорит, что его монолог записан как бы подслушивавшим его стенографом. "Вот это предположение о записавшем все стенографе (после которого я обделал бы все записанное) и есть то, что я называю в этом рассказе фантастическим. Но отчасти подобное уже не раз допускалось в искусстве: Виктор Гюго, например, в своем шедевре: "Последний день приговоренного к смертной казни" употребил почти такой же прием, и... допустил еще большую неправдоподобность, предположив, что приговоренный к казни может (и имеет время) вести записки не только в последний день свой, но даже в последний час и буквально в последнюю минуту. Но не допусти он этой фантазии, не существовало бы и самого произведения, - реальнейшего и самого правдивейшего произведения из всех им написанных" (разрядка моя. - В. Р.). Обратим внимание на то, что уже второй авторитет в области литературы ставит фантастику рядом с понятием "самый правдивый". Но если можно записать от первого лица мысли человека, которого ведут на казнь, то можно ведь пойти и дальше и записать "мысли" мертвецов, в чем не будет никакой мистики. И вот в "Бобке" Достоевский приводит на кладбище третьеразрядного литератора-алкоголика.