JК
Подземелья Лубянки :: Хинштейн Александр Евсеевич
Страница: 286 из 469В уголовном деле Успенского хранятся… две справки о вынесении приговора. По одной он был казнен 28 января – на другой день после суда. По другой – 26 февраля, то есть через месяц.
Вряд ли мы теперь узнаем, когда это произошло в действительности и какая из справок подлинная. Впрочем, так ли это важно?…
РИХАРД ЗОРГЕ, АГЕНТ ГЕРМАНСКОЙ РАЗВЕДКИ…
В камере всегда царила полутьма. Даже дневные лучи еле-еле пробивались через узкое зарешеченное оконце, словно цеплялись за волю и никак не хотели с ней расставаться.
Под потолком, правда, днем и ночью горела чахлая лампочка, только от ее тоскливого мерцания Катерина чувствовала свою обреченность еще острее…
Жизнь как будто поделилась на две половинки… Яркая, до рези в глазах, белизна чистого, выпавшего снега… Солнечные блики на волнах Средиземного моря… Золоченые окна домов… Все это навсегда осталось в той, прежней жизни.
А в новой… В новой была лишь полутьма и чахлая лампочка под потолком тюремной камеры…
Катерина никогда не любила осень. Много лет подряд, просыпаясь затемно, она понимала, что сегодня вечер наступит еще раньше прежнего, и от этого становилось ей грустно и одиноко. Осенью темнота наваливалась на нее вместе с какой-то тягучей непонятной тоской, душила ее, сжимала тисками…
И забрали ее именно осенью – как будто нарочно. В самом начале сентября, когда неотвратимость темноты чувствуется особенно явно.
Вряд ли мы теперь узнаем, когда это произошло в действительности и какая из справок подлинная. Впрочем, так ли это важно?…
РИХАРД ЗОРГЕ, АГЕНТ ГЕРМАНСКОЙ РАЗВЕДКИ…
В камере всегда царила полутьма. Даже дневные лучи еле-еле пробивались через узкое зарешеченное оконце, словно цеплялись за волю и никак не хотели с ней расставаться.
Под потолком, правда, днем и ночью горела чахлая лампочка, только от ее тоскливого мерцания Катерина чувствовала свою обреченность еще острее…
Жизнь как будто поделилась на две половинки… Яркая, до рези в глазах, белизна чистого, выпавшего снега… Солнечные блики на волнах Средиземного моря… Золоченые окна домов… Все это навсегда осталось в той, прежней жизни.
А в новой… В новой была лишь полутьма и чахлая лампочка под потолком тюремной камеры…
Катерина никогда не любила осень. Много лет подряд, просыпаясь затемно, она понимала, что сегодня вечер наступит еще раньше прежнего, и от этого становилось ей грустно и одиноко. Осенью темнота наваливалась на нее вместе с какой-то тягучей непонятной тоской, душила ее, сжимала тисками…
И забрали ее именно осенью – как будто нарочно. В самом начале сентября, когда неотвратимость темноты чувствуется особенно явно.