Прочерк   ::   Чуковская Лидия Корнеевна

Младший из троих сыновей, торжественно поименованный в метрике и во всех официальных документах Цезарем — а в нежном материнском прозвании попросту Чижиком, — Цезарь-Чижик был и младшим и любимейшим. «Я делал что хотел, — рассказывал он мне о своем детстве. — Папа и мама, прежде чем послать кухарку на рынок, допытывались: что меня больше порадует — жареный гусь или индейка, орехи или курага?» Любимый сын был избалован до одурения — и отнюдь не роскошеством, не индейкой и гусем, а поощряемым своеволием. Этакий повелитель семейства с трехлетнего возраста, уже не эгоцентрик даже, но «центропуп». Дети, лишенные родительской заботы и ласки, вырастают обычно изнервленными, истерическими, а то и злобными, черствыми, но те, кого с малых лет приучают к сознанию, будто сами они, дети, — центр вселенной — ничего никому не должны, а им, детям, — все и всё, — неизбежно превращаются в особей, «невозможных для совместного обитания».

В Ленинграде, возвращаясь домой с улицы, Цезарь бросал зимою шубу и шапку, а летом куртку и шляпу прямо на пол, посреди комнаты. «Что с тобою? — спрашивала я в удивлении. — Почему бы тебе не повесить шубу в передней?» После его рассказа о детстве и отрочестве я поняла: на то любящая мама или любящий папа. «Не беспокойся, солнышко, я повешу сама». Это мама. «Наш Чижик с прогулки проголодался… Пора обедать. Катя, почему же вы не подаете на стол?» Это любящий папа.

— А в котором часу вы обыкновенно обедали? — спрашивала я с интересом.

— Не знаю. В котором я проголодаюсь, в том и обедали, — отвечал Цезарь.

«Ребенок был резов, но мил».