Русская трагедия   ::   Зиновьев Александр Александрович

От меня требовалось одно: добросовестная и квалифицированная работа на посту, на какой меня назначали.

— Я понимаю. Я сам все это прошёл и испытал на себе.

— Работа меня устраивала вполне. Я с ней справлялся. Имел благодарности, награды, повышения. Имел все по потребности. Гарантии будущего лично и для детей. Одним словом — как при марксовском коммунизме. А теперь…

— Ясно. Можете не пояснять. Меня интересует, как же так…

— Понимаю ваше недоумение. Но отвечу таким же недоумением по вашему адресу.

— Согласен. Но есть одно различие между нами. Я был узким профессионалом, далёким от социальных проблем и от политики. А вы…

— Вы правы. Я был в самом мозгу власти. Моей профессией было управление идеологической войной против Запада. Вы вправе спросить: почему мы допустили поражение нашей страны именно в холодной войне, главным оружием в которой была идеология?

— Да. Меня эта проблема волнует.

— Дело в том, что изображение холодной войны как войны идеологической есть дело западной идеологии. В этой войне использовалось идеологическое оружие. Война приняла внешнее обличие идеологической. Но по своей сущности она не сводилась к идеологии. Она была глубже, серьёзнее. Мы не проиграли идеологическую войну. Мы проиграли холодную войну. А это не одно и то же. Точнее говоря, мы проиграли холодную войну не потому, что проиграли идеологическую, — повторяю: идеологически мы не проиграли. Мы проиграли её в других отношениях: экономически, политически, психологически… И из-за человеческого материала.