Так называемая личная жизнь   ::   Симонов Константин

Кабинет редактора помещался в большой и странной подвальной комнате: окон в ней не было, а стены образовывали неправильную трапецию; но все остальное в этой странной комнате было привычное: и редакторский стол, и стулья, и конторка у стены, и взятая из старой редакции лампа с зеленым стеклянным абажуром. И редактор стоял за своей конторкой, как всегда уткнув нос в полосы и держа толстый красно-синий карандаш на весу у правого уха, словно прицеливаясь им, в какое место полосы выстрелить.

Как только Лопатин вошел, редактор быстро повернулся, пошел навстречу и, тряся ему руку, с радостным любопытством одновременно оглядывал с ног до головы.

- Хорошо выглядишь, - наконец отпуская руку Лопатина, весело сказал он. - Каким убыл, таким и прибыл. Хоть завтра обратно посылай!

- А может, сегодня? Чего ж - до завтра! - Шутить на такие темы с их редактором было опасно, но Лопатин все же рискнул.

- Нет, правда, хорошо выглядишь, не ожидал! - сказал редактор. - Как прошла эвакуация Одессы? Донесения в Генштаб читал. А по личным впечатлениям?

- Веселого, конечно, мало, - сказал Лопатин. - Но, помня, как в начале войны оставляли некоторые города здесь, на Западном, могу оцепить то, что видел в Одессе. Есть за что снять шапку и перед армией, и перед флотом.

- Вот и напиши это - про последние дни боев.

- А напечатаешь?

- Напечатаем. В связи с обстановкой под Москвой нужны как раз такие материалы. Когда получил мою телеграмму?

- Смотря какую? Задержаться в Одессе - седьмого.

- Нет, вызов!

- Вызов - семнадцатого в Севастополе. Приморскую армию едва высадили и сразу, без передышки, - к Перекопу.