Так называемая личная жизнь   ::   Симонов Константин

- А может быть, вы саминапишете?

- Может, и сам напишу, - сказал он, не уверенный в том, что это сделает. Увидеть свою жену сейчас здесь, в этой, его, или в той, ее, комнате, он бы хотел и знал, что хочет этого. А захочет ли ей писать туда, в Казань, был не уверен. - Может, и напишу, - повторил он и, взяв валенки под мышку и надев фуражку, простился с Гелей и вышел, слыша, как там, сзади, за дверью, она щелкает ключом и громко задвигает какую-то щеколду, которой, раньше у них не было.

Поставив на пол валенки, чтоб застегнуть шинель, он услышал шаги спускавшегося сверху по лестнице человека и увил пламя зажженной спички.

- Простите, вы из этой квартиры вышли? - спросил мужской голос.

- Из этой. А что? - Лопатин при свете спички вглядывался в говорившего. Фуражка, шинель, но что на петлицах, успел разобрать - спичка догорела.

- Извините, сейчас зажгу. - Говоривший зажег еще он спичку, и Лопатин увидел теперь он лицо - очень молодое очень внимательное, даже напряженное, - и кубики младших лейтенанта на петлицах шинели. - Извините, товарищ майор, это ваша табличка на двери, это вы Лопатин?

- Да, моя табличка, я Лопатин.

Младший лейтенант зашуршал спичками, кажется, хотел достать и зажечь еще одну, но Лопатин остановил его:

- Не чиркайте. Если вас что-то интересует, спустимся улицу.

- Товарищ майор, лучше здесь, - попросил лейтенант, когда они спустились на следующую площадку, - меня внизу ждут, я там не хочу.