Так называемая личная жизнь   ::   Симонов Константин

Пересев на полу поудобней, он прислонился головой к коленке Лопатина и снова заснул. Шапка свалилась с его головы, и Лопатин невольно залюбовался на его золотые есенинские кудри. Этот синеокий парень вообще был чем-то похож на Есенина, такого, каким застал его Лопатин, впервые приехав в Москву.

Лопатин не часто думал на войне о своем возрасте, а сейчас подумал. Этому прислонившемуся к его коленям парню было самое большее двадцать два, а спящий он казался еще моложе. "Женись я раньше и иначе, у меня уже мог быть такой сын", - подумал о себе Лопатин. И спросил у Иноземцева:

- А вам сколько - тридцать три?

Иноземцев кивнул.

- И двое детей, да? - Лопатин имел привычку спрашивать вот так, утвердительно, и часто угадывал.

- Двое. Вам что, всю анкету заполнить или только семейное положение?

- Я же вам заполнял?

- Положим, так. - Иноземцев поднялся. - Схожу посмотрю на погоду! Чехонин, пропустите!

Перешагивая через спящих, он дошел до трапа и исчез, а поднявшийся, чтобы пропустить его, Чехонин, попросив разрешения, сел рядом с Лопатиным.

- Вы, товарищ майор, товарищу капитан-лейтенанту больше про его детей не говорите.

- А что с ними, погибли? - Лопатин с досадой подумал, что без нужды, просто так, взял и ковырнул в чужой ране.

- Нет, в Сибири. Пока он в госпитале лежал, его жена их к своей матери отправила. А сама с ним осталась: пошла санитаркой в госпиталь. А он теперь топит ее к детям, а она не едет, хочет быть здесь, при нем.