Так называемая личная жизнь   ::   Симонов Константин

Так неужели у него нет права подумать о сыне? Но в последнюю секунду каждый раз рукатак и не дотягивалась до трубки.

Просьба Лопатина застала редактора душевно обезоруженным.

- Хорошо, поезжай, - сказал редактор. - Можешь даже послезавтра, если завтра к вечеру новогоднюю передовую сдашь. И еще тут от Гурского кое-что осталось - пройдись, поправь до отъезда. - Он протянул целую пачку гранок и, еще раз мысленно проверив себя, не дает ли поблажки Лопатину, повторил: Поезжай! Только постарайся привезти оттуда, из Горького, какой-нибудь тыловой материал для газеты.

Лопатин укоризненно посмотрел на него: ну зачем такая скаредность? Ведь из четырех суток почти двое уйдут на поезд туда и обратно.

- Привези, учитывая наши с тобой отношения: чтобы комар носу...

Лопатин кивнул:

- Ладно, чтобы комар носу...

Он перестал следить за собой, и лицо его сделалось печальным.

- У меня есть немножко водки. Может, хочешь выпить? - спросил редактор.

- Спасибо. С горя не пью, - сказал Лопатин. - Пойду спать. - И вышел, разминувшись в дверях с выпускающим, несшим пачку свежих газет.

Зайдя в свою редакционную комнату, он скинул валенки и лег на койку, заложив руки за голову.

На койке Гурского, с которым они и здесь, в "Правде", жили на казарменном вместе, валялся вверх корешком раскрытый том "Наполеона" Тарле, а из-под подушки торчал рукав наспех засунутой сорочки и кончик галстука.