Так называемая личная жизнь   ::   Симонов Константин

"А вдруг все-таки можно остаться здесь и хотя бы дождаться тебя? говорили устремленные на Лопатина глаза дочери. - Может быть, все-таки можно? Ну, как-нибудь".

Он даже пожалел, что, наверно, поступил как-то не так, дав ей прожить эти два с половиной дня здесь, в редакции. Но что было делать? Он допил стакан чая и поднялся. Она тоже встала, жалко опустив плечи.

- И-послушай меня, Н-нина! - сказал наблюдавший за ними обоими Гурский. - Я ч-чувствую, что ты хотела остаться у нас здесь работать, ск-кажем, курьером.

- Да! - Она вздрогнула от неожиданности и подняла на Гурского недоверчивые глаза.

- И-понимаю твое желание, - сказал Гурский. - Тем более что я сам начал эту бод-дягу в редакции чет-тырнадцати лет от роду. По сейчас время военное, немцы до сих пор не так уж д-да-леко от Москвы, и ни твой отец, ни я, ни даже наш редактор, хоть ои и д-дивизионный к-комиссар, не дюжем оставить у себя на раб-боте несоввершеннолетнего ребенка, тем более д-девочку. Ты в какой класс переходишь, в д-девятый?

- В девятый. Я уже сдала по двум предметам.

- Вот и поезжай в Сибирь к т-тетке, сд-дай там по всем оставшимся п-предметам и и-переходи в свой д-девятый класс. А мы пока отгоним фрицев п-подальше от Москвы и б-будущим летом, когда тебе будет шестнадцать лет, вернемся к этому воп-рросу. Ясно?

Она улыбнулась сквозь слезы. Она все-таки плакала. Никогда не плакала, а сейчас плакала.

- И не реви, п-пожалунста, раз тебе ясно. Твой отец уезжает не на к-курорт, а на в-войну, и не по собственной п-прихоти, а по п-предписанию начальства. Он должен быть спокоен за тебя.