Так называемая личная жизнь   ::   Симонов Константин

Пантелеев с минуту молча рассматривал ее и лишь потом начал задавать вопросы, к которым уполномоченный изредка добавлял свои. Женщина отвечала на все вопросы одинаковым голосом, равнодушно глядя в одну точку перед собой, независимо от того, о чем ее спрашивали и кто говорил с ней - Пантелеев или уполномоченный.

Пантелеев после первого же ее ответа понял, что уполномоченный прав женщина действительно переправилась ночью вместе с немцами из Геническа и оставлена ими здесь. Она не отрицала этого.

Ее признанно и полученное от нее подтверждение уже появившейся собственной догадки - что немцы могут переходить пролив по плохо взорванному мосту - исчерпывали практический интерес Пантелеева к задержанной. Однако он продолжал задавать ей все новые и новые вопросы, казалось уже не имевшие прямого отношения к делу. Он ждал ответа на один главный вопрос, который беспокоил его сейчас: что случилось, почему эта вот сидящая перед ним простая, плохо одетая женщина стала тем, кем она стала, - немецкой шпионкой? Почему она согласилась служить немцам, которые пришли в Геническ всего три дня назад, немцам, которых она раньше не знала и не видела и с которыми ее до этого ничто не связывало?

- Пиши, Лопатин, пиши, - все более расстраиваясь по мере допроса, говорил Пантелеев. - Пригодится для истории. Если мы с тобой доживем до истории, - мрачно, непохоже на себя, пошутил он.

И Лопатин писал.