Так называемая личная жизнь   ::   Симонов Константин

И случилось это в том же танковом корпусе, где он в первый раз был в самом начале наступления, когда танкисты вошли в прорыв и поперли, поперли, и первыми доперли до Минска...

Как мы просто объясняем то, что случается на войне с другими, и как трудно объяснить себе - как же это вышло с тобой. Ведь почему-то казалось, что с тобой этого не будет! Хотя до этого много раз слышал от танкистов, что вот так они и погибают - после всех успехов, после того, как уже казалось все разбили, раздавили, разогнали, - и вдруг где-то осечка, засада и какой-то "фердинанд" или пушка, которой не заметили, один за другим жжет те самые танки, которые неуязвимо прогрохотали гусеницами сквозь десятки километров.

И вот она - эта осечка, эта засада! - и все, что осталось после нее: пятно дотлевающего огня там, на дороге, и ты, лежащий здесь и не знающий, что тебе делать...

Но почему все-таки казалось, что с тобой этого уже не может быть? Может, оттого, что на этот раз поехал на фронт, поверив, что все в твоей жизни изменится и будет хорошо? С этим чувство он и поехал, и жил, и ездил, и бывал под огнем, и возвращался в штаб фронта, чтобы послать корреспонденцию, и снова уезжал на передовую. И через месяц получил с оказией конверт, на котором было написано: "Лопатину лично от Гурского", где внутри лежала присланная на редакцию короткая телеграмма из Ташкента: "Приеду к тебе как только смогу".