Страница:
2 из 25
Как сейчас вижу крупную фигуру писателя, сыгравшего такую влиятельную роль в умственном и нравственном развитии людей моего поколения, познакомившего их с несравненной красотой русского слова и давшего им много незабвенных минут душевного умиления, - вижу его седины с прядью, спускавшеюся на лоб, его милое, русское, мужичье, как у Л. Н. Толстого, лицо, с которым мало гармонировало шелковое кашне, обмотанное по французскому обычаю вокруг шеи, слышу его мягкий "бабий" голос, тоже мало соответствовавший его большому росту и крупному сложению.
Я объяснил ему все, что его интересовало в этом деле, прения по которому он признавал заслуживающими перевода на французский язык, а затем, уже не помню по какому поводу, разговор перешел на другие темы. Коснулся он, между прочим, Герцена, о котором Тургенев говорил с особой теплотой. [...] Когда Гаевский напомнил, что Иван Сергеевич хотел бы посмотреть самое производство суда с присяжными, я послал узнать, какие дела слушаются в этот день в обоих уголовных отделениях суда. Оказалось, что там, как будто нарочно, разбирательство шло при закрытых дверях и что в одном рассмотрение дела уже кончалось, а в другом еще продолжалось судебное следствие. Я повел Тургенева в это последнее отделение и, оставив его на минуту с Гаевским, вошел в залу заседания, чтобы попросить товарища председателя разрешить ему присутствовать при разборе дела.
Но этот тупой формалист заявил мне, что это невозможно, так как Тургенев не чин судебного ведомства, и он может дозволить ему присутствовать лишь в том случае, если подсудимый - отставной солдат, обвинявшийся в растлении 8-летней девочки, - заявит, что просит его допустить в залу, как своего родственника.
|< Пред. 1 2 3 4 5 След. >|