Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса   ::   Бахтин М М

Нужно сказать, что и образ смерти в средневековом и ренессансном гротеске (в том числе и визобразительном, например, в "Плясках смерти" Гольбейна или у Дюрера) всегда включает в себя элемент смешного. Это всегда - в большей или меньшей степени - смешное страшилище. В последующие века и особенно в XIX веке почти вовсе разучились слышать смеховое начало в таких образах и воспринимали их в односторонне серьезном плане, где они становились плоскими и искажались. Буржуазный XIX век относился с уважением только к чисто сатирическому смеху, который был, в сущности, несмеющимся риторическим смехом, серьезным и поучительным (недаром его приравнивали к бичу или розгам). Кроме него, допускался еще чисто развлекательный смех, бездумный и безобидный. Все же серьезное должно было быть серьезным, то есть прямолинейным и плоским по своему тону.

Тема смерти как обновления, сочетание смерти с рождением, образы веселых смертей играют существенную роль в образной системе романа Рабле и в последующих частях нашей работы будут подвергнуты конкретному анализу.

Последний момент в концепции Кайзера, на котором мы остановимся, это его трактовка гротескного смеха. Вот его формулировка: "Смешанный с горечью смех при переходе в гротескное принимает черты издевательского, цинического и, наконец, сатанинского смеха".

Мы видим, что Кайзер понимает гротескный смех совершенно в духе рассуждений "ночного сторожа" у Бонавентуры и теории "уничтожающего юмора" у Жан-Поля, то есть в духе романтического гротеска.