В Августовских лесах   ::   Федоров Павел Ильич

Его случайно обнаружила какая-то женщина из Новичей, сообщила об этом жене Магницкого, а та -Ивану, после чего Сороку разыскали и доставили в лес. Сейчас он сидел около шалаша, худой, почерневший. Горбинка его носа была чем-то ободрана, подернулась вишневого цвета рубцом, отчего резко изменилось осунувшееся сухощавое лицо Игната. От угла губ, через высокий покатый лоб жизнь зло и небрежно суровой росписью прочертила преждевременные морщины. Все дни Сорока почти ни с кем не разговаривал, на расспросы отвечал неохотно и все время к чему-то настороженно прислушивался.

- Ты чего все хмуришься? - спросил его Бражников.

- Нет причины веселиться, Максим, - хмуро ответил Сорока, ломая пальцами краешек лубка, в котором покоилась раненая нога.

Лубок этот соорудил Бражников из еловой коры.

- Ничего, поправимся, партизанить будем, - сказал Бражников.

- Сейчас из меня такой партизан, как из турки поп. Куда к черту партизанить! Нога - що твое гнилое бревно, а руки - даже цигарки не можу скрутить... Партизан! - Сорока сердито сплюнул и поморщился.

Игнат вдохнул теплый запах прелого леса, который показался ему приторным и тяжелым. В шалаше скопилось шестеро раненых - трое пограничников и трое артиллеристов. Здоровых было двое: Магницкий и его сын Петро. Знойная тишина леса нагоняла на Сороку столько тревожных дум, что разобраться в них было очень трудно. Думы были какие-то тоскливые, враждебные характеру Сороки.