В конце концов   ::   Полевой Борис

Иные из них известны в журналистском мире как мастера шуток, соленых розыгрышей. Поэтому я смущенно запахиваю шинель, чтобы не было видно мундирного густого золотого шитья.

— Спасибо, ребята, мне просто неловко… такая встреча.

— А мы не вас, мы свои посылки встречаем, — с ходу атакует Крушинский.

В самом деле, по особому, с военных лет существующему среди корреспондентов закону моя жена перед отъездом обзванивала их семьи, и я привез целый мешок с гостинцами и письмами.

— Ну зачем так прямо, — посылки. Нет, немножко все-таки и тебя встречаем, — сглаживает остроту Юрий Корольков.

Выполнив наскоро роль деда-мороза, торопливо раздаю посылки и письма. Движемся с аэродрома. Меня засовывают в роскошный «хорьх», который Сергей Крушинский выпросил по такому случаю у кого-то из судейских. Рядом — мой старый фронтовой друг художник Жуков. Зовут его Николай Николаевич, но за семь дней проведенных среди здешних корреспондентов, он обрел вполне западное прозвище: «Кока Кола». Я не знаю другого человека, умеющего, как он, мгновенно увлечься какой-нибудь натурой. Вот и сейчас в машине он уже достал кожаную папочку, раскрыл ее и, щуря свои маленькие зоркие глазки, будто прицеливаясь, принялся набрасывать профиль советского солдата, сидящего за рулем.

— Ну как вы тут, хлопцы?… Интересно? Какие условия работы?

— Потом, потом, — отмахивается он, не отрываясь от рисунка. — Лучше расскажи, как там Москва?

Я ее не видел. Только переночевал дома.