Весёлый солдат   ::   Астафьев В.

— И самое главное, хлопцы, вот что запомните, — заканчивая свою наставительную речь, сказал Черевченко,— в Хасюринской все готово к тому, чтобы вас принять. Воны и нимцям давалы актывно, но будэмо считать, що воны изматывалы ворога, вел з ным безпощадну вийну. Туте дывчина, що усе была себе по брюху, дэ був захован на памьять фриц, и кричала: «Смерть немецким оккупантам!» — а колы дытына родилась, хотила вморыть його голодом. Но мы самое гуманно в мири вийско, понудылы годуваты дытыну, и такый славненькый, такый гарнэнькый птинчик пидрастае! Скоро вже матэриться будбэ и самогонку пыты. Але, хлопци, нияк нэ избегайтэ нашого руководства. Усих хасюринских блядей мы наскризь знаемо, и заразных до вас не допустымо… так купимо бугая?!

— А на х…? — дружно откликнулось собрание.

— А хто коров будэ? Я? Го-го-гоооо! «А-а выпьемоо за тих, хто командовал р-ротами, хто ум-мира-ал на снегу-у-у…», — рявкнул Черевченко, и спевшиеся с ним «браты» подхватили так, что звякнули стекла в старой безгрешной начальной школе, посыпались клопы со стен и потолков, бойцы начали плакать и обниматься.

Дежурная по корпусу пыталась унять военную стихию, остановить плач и песню — да куда там?! Братство госпитальное крепло и набирало силу.

* * *



Новички отоспались маленько, отъелись, уехал бунтарь-одиночка Анкудин Анкудинов, и Черевченко занялся нами вплотную.

Дня три по Хасюринской возбужденно шныряли «браты», что-то добывали, таскали, ругались матерно, за головы хватались, собирали с «боеспособных» ранбольных по червонцу.