Владимир Одоевский и его роман Русские ночи   ::   Маймин Е А

В начале XIX века Шеллинг был тем же, чем Христофор Коломб в XV; он открыл человеку неизвестную часть его мира, о котором существовали только какие-то баснословные предания, - е_г_о д_у_ш_у!" (наст, изд., с. 15-16).

Мысль В. Одоевского - а значит, и сюжет его философского романа строится на постоянных антитезах (контрапунктах). Одна из главных, композиционно и сюжетно определяющих антитез: живое знание - и знание формальное, мертвое. Философия Шеллинга (в отличие от опытной философии Локка) относится В. Одоевским к живому знанию. К живому потому, что она ведет к истинному самопознанию: ведет к знанию через душу человека.

Живое знание, утверждает В. Одоевский, имеет дело "с внутренним числом предметов", в то время как механическое - с голыми цифрами. Нет ничего опаснее веры в цифры - веры в механическое и плоско рассудочное знание. Для В. Одоевского это не столько даже вера, сколько суеверие. Последствием такого с_у_е_в_е_р_и_я являются "расширяющиеся горизонты незнания".

В отрывке "Desiderata", входящем в состав "Ночи второй", молодые искатели истины, друзья Фауста, обвиняют современную медицину в том, что она гордится своим знанием мертвого человека ничего не знает о живом; обвиняют математику, которая "дозволяет нам считать, весить и мерить, но не пускает ни на шаг из своего искусственного, страдательного круга", не пускает в ту сферу действующую и человеческую, "которая не обнимается, но обнимает"; обвиняют физику, "это торжество XIX века", в том, что она занимается мертвыми телами и мертвыми массами и для них открывает законы тяготения, ничего не зная и не желая знать о "живом тяготении".