Воспоминания и портреты   ::   Стивенсон Роберт Луис

Книжный английский распространился по всему миру, однако на родине мы все еще сохраняем исконные идиомы наших предков, и в каждом графстве, кое-где в каждой долине существуют свои особенности речи, лексические и фонетические. Точно так же продолжают сохраняться в самом конце девятнадцатого века местные обычаи и предрассудки, даже местные верования и законы — imperia in imperio [1] — чужеземные явления на родине. Несмотря на эти побуждения к размышлению, незнание своих соседей — характерная черта типичного Джона Буля. Он, властная натура, храбр в сражении, высокомерен в господстве, но нелюбопытен и непонятлив в том, что касается жизни других. Как я читал, во французских, еще более в голландских колониях существует такой тесный, живой контакт между властвующим и подвластным народами, что возникло взаимопонимание или по крайней мере смешение предрассудков, облегчающее жизнь обоим. Но англичанин держится особняком, раздуваясь от гордости и невежества. Он ведет себя среди вассалов с той же надменностью, которая вела его к победе. Преходящее увлечение чужим искусством или модой способно обмануть мир, но не проведет его друзей. Джон Буль может заинтересоваться иностранцем, как обезьяной, однако ни за что не снизойдет до терпеливого его изучения. Мисс Берд, писательница, в которую, признаюсь, влюблен, объявляет все японские блюда несъедобными — ошеломляющая претенциозность.