JК
Загадка миллиардера Брынцалова :: Беляева Лилия Ивановна
Страница: 306 из 438Я заметила, что у одного из них чуть высунулась подкладка из-под обреза пиджака, видно, после химчистки ткань села слегка, а подкладочный шелк выстоял…
Дверь в кабинет осталась открытой. Наташа или Инна зашла в таинственный закуточек и появилась с раззолоченной чайной чашкой и блюдечком. Унесла в глубь кабинета. И дурак догадается — Хозяину. Я же в отворенную дверь видела кожаное кресло, а на стене — портрет мальчика и светлом, лет трех, не больше… дитя как дитя…
Спустя пять минут великое свершилось! Сентябрь 1996 года. Меня попросили войти. Господин Брынцалов единолично пил чай из раззолоченной чашечки. И первое, что он сказал мне полувнятно, между глотками, было:
— Никому никаких интервью… И вам тоже…
Так или примерно так. То есть как?! То есть что за чушь?! Где логика?! Зачем же я тогда приходила?! Зачем было меня приглашать в кабинет?
Брынцалов продолжал пить чай и произносить что-то раздраженно-невнятное, посверкивая в мою сторону маленькими, с серой искрой кабаньими глазами под густыми полуседыми бровями. Он словно бы заранее был уверен, что добра от очередного журналиста не будет — одна маета, которой во уже, по горло. И продолжал глотать чай. Такого в моей жизни еще не было. Отродясь. Клянусь, не было, чтобы я не напоила чаем человека, который пришел ко мне в дом. Клянусь, не было, чтобы кто-то из моих знакомых не напоил меня тем же чаем, даже если я прибежала на минуточку. Клянусь, не смел пить при мне чай сам по себе ни секретарь райкома, ни секретарь обкома, ни даже сторож при сельсовете… А тут — на тебе!
И я разозлилась.
Дверь в кабинет осталась открытой. Наташа или Инна зашла в таинственный закуточек и появилась с раззолоченной чайной чашкой и блюдечком. Унесла в глубь кабинета. И дурак догадается — Хозяину. Я же в отворенную дверь видела кожаное кресло, а на стене — портрет мальчика и светлом, лет трех, не больше… дитя как дитя…
Спустя пять минут великое свершилось! Сентябрь 1996 года. Меня попросили войти. Господин Брынцалов единолично пил чай из раззолоченной чашечки. И первое, что он сказал мне полувнятно, между глотками, было:
— Никому никаких интервью… И вам тоже…
Так или примерно так. То есть как?! То есть что за чушь?! Где логика?! Зачем же я тогда приходила?! Зачем было меня приглашать в кабинет?
Брынцалов продолжал пить чай и произносить что-то раздраженно-невнятное, посверкивая в мою сторону маленькими, с серой искрой кабаньими глазами под густыми полуседыми бровями. Он словно бы заранее был уверен, что добра от очередного журналиста не будет — одна маета, которой во уже, по горло. И продолжал глотать чай. Такого в моей жизни еще не было. Отродясь. Клянусь, не было, чтобы я не напоила чаем человека, который пришел ко мне в дом. Клянусь, не было, чтобы кто-то из моих знакомых не напоил меня тем же чаем, даже если я прибежала на минуточку. Клянусь, не смел пить при мне чай сам по себе ни секретарь райкома, ни секретарь обкома, ни даже сторож при сельсовете… А тут — на тебе!
И я разозлилась.