Жизнь Пушкина. Том 2. 1824-1837   ::   Тыркова-Вильямс Ариадна Владимировна

В одном месте он как будто дружественно говорит о Пушкине, рассказывает, как они вдвоем стояли ночью у памятника Петру:

Под вечер стояли под дождем два юноши.

Одним покрытые плащом, рука в руке они стояли.

Один был пилигрим, знакомый чужестранец,

Прибывший с запада, гонимый царской властью.

Второй же русского народа вещун любимый был,

Полночных стран прославленный поэт.

Не долго, но хорошо они друг друга знали

И были в дружбе.

Их души были выше всех земных препятствий,

Возвышались, как две близкие, родные альпийские вершины,

Хоть и разделенные навек потоком горным,

Но шум врагу внизу едва был слышен им,

А в небесах они друг к другу склонялись головами.

Это звучит романтично и дружественно. Но почему-то Мицкевич, хорошо знавший мысли Пушкина, заставил «поэта полночных стран» произнести длинный и невероятный монолог о Петре, где русскому Царю ставится в пример Марк Аврелий и проводится параллель между «Кнутовластным» и все и всех сокрушающим на своем пути северным деспотом и мудрым цезарем, любимцем народа. Монолог отражает мысли Мицкевича, но никак не Пушкина.

Польский поэт одинаково неприязненно, презрительно описывает все: царей, русскую природу, дома, деревни, города, людей. Дикая страна, пустынная, безлюдная, белая, как лист бумаги, ожидающий чьей-то записи. Кто будет на нем писать – перст Божий или меч дьявольский? В этой стране даже лица «Пусты, как окружающие их равнины»… «Тусклые, невыразительные глаза их никогда не затуманены жалостью».