JК
Журнал Наш Современник 2006 4 :: Современник Журнал Наш
Страница: 219 из 239И, конечно же, объявил так, что все двери захлопали и комната наша мгновенно переполнилась:
— Вот, глядите! Алексей Прасолов! Только что вышла!
Книжка “День и ночь” пошла по рукам. Я открыл наугад:
Когда бы всё, чего хочу я,
И мне давалось, как другим,
Тревогу темную, ночную
Не звал бы именем твоим…
И тут Сорокин нетерпеливо выкрикнул:
— Олухи! Откройте тридцатую страницу. Белов! Ты слышишь, тридцатую!
Я открыл страницу тридцатую, все понял и развернутую книжку передал Анастасии Петровне Денисовой, заведующей отделом писем:
— Читайте вы!
Все притихли. Денисова внимательно всмотрелась в стихотворение и, сделав шаг в сторону, начала:
— “Над полигоном. Летчику Александру Сорокину. И страшен ты в карающем паденье…”.
То было начало четвертой строфы. Мы рассмеялись. Засмеялся и счастливый Александр Дмитриевич. И это стихотворение мы, конечно же, знали.
Когда все успокоились, Анастасия Петровна прочла его полностью. Хорошо прочла. Не торопясь, вдумчиво.
И — как-то уж так вышло — мы стали поздравлять Сорокина. Растерянный, он забрал книжку, помолчал, а потом опять выкрикнул:
— Вы все олухи! Прасолова поздравлять надо!
— Будешь писать ему, поздравь и от нас.
— Он у меня дома. В гости приехал.
— Что же ты не привел его в редакцию?
— Он спит сейчас. Завтра приведу.
И так же неожиданно, как и появился, Сорокин укатил. Портрета Прасолова в книжке не было. Каков он, я не представлял. Вернее, почему-то казалось, что в нем тоже что-то должно быть от летчика…
* * *
Утром следующего дня, направляясь в редакцию, я зашел
— Вот, глядите! Алексей Прасолов! Только что вышла!
Книжка “День и ночь” пошла по рукам. Я открыл наугад:
Когда бы всё, чего хочу я,
И мне давалось, как другим,
Тревогу темную, ночную
Не звал бы именем твоим…
И тут Сорокин нетерпеливо выкрикнул:
— Олухи! Откройте тридцатую страницу. Белов! Ты слышишь, тридцатую!
Я открыл страницу тридцатую, все понял и развернутую книжку передал Анастасии Петровне Денисовой, заведующей отделом писем:
— Читайте вы!
Все притихли. Денисова внимательно всмотрелась в стихотворение и, сделав шаг в сторону, начала:
— “Над полигоном. Летчику Александру Сорокину. И страшен ты в карающем паденье…”.
То было начало четвертой строфы. Мы рассмеялись. Засмеялся и счастливый Александр Дмитриевич. И это стихотворение мы, конечно же, знали.
Когда все успокоились, Анастасия Петровна прочла его полностью. Хорошо прочла. Не торопясь, вдумчиво.
И — как-то уж так вышло — мы стали поздравлять Сорокина. Растерянный, он забрал книжку, помолчал, а потом опять выкрикнул:
— Вы все олухи! Прасолова поздравлять надо!
— Будешь писать ему, поздравь и от нас.
— Он у меня дома. В гости приехал.
— Что же ты не привел его в редакцию?
— Он спит сейчас. Завтра приведу.
И так же неожиданно, как и появился, Сорокин укатил. Портрета Прасолова в книжке не было. Каков он, я не представлял. Вернее, почему-то казалось, что в нем тоже что-то должно быть от летчика…
* * *
Утром следующего дня, направляясь в редакцию, я зашел