Журнал Наш Современник 2006 6   ::   Современник Журнал Наш

Три дня неимоверных телесных страданий от смертельной раны омыли все преступления поэта, исправили его вражду, как некогда покаянные слезы апостола Петра омыли и его грех.

Вражду твою пусть Тот рассудит,

Кто слышит пролитую кровь.

Но не от вражды умирал поэт, а от любви. Смерть поэта — последствие тех благих ран любви, о которых пророчески говорит Церковь в Песнях песней: “…ибо я изнемогаю от любви”. Поэт не умер, он изнемог.

В ту великую минуту, стоя у смертного одра поэта, его друг Жуковский заметил, что на его лице отразилось какое-то видение, “какое-то удовольствованное знание”, и ему захотелось спросить: “Что видишь, друг?”

Ответ находился в черновиках поэта, но пришлось долго ждать, чтобы время переписало их набело.

Что поэт не увидел смерти, об этом тогда Жуковский догадался сам. И нам теперь уже нетрудно догадаться, что в ту великую минуту осуществлялось то, что было обещано поэту в чудном июльском сне. Он увидел великого грешника, получившего Божие разрешение взять от мира его грешную душу.

Сбывалось то, во что потом трудно будет поверить не только читающей публике, но и тем, кто призван читать в людских сердцах. Сколько писателей, мыслителей, священников будут переживать за судьбу поэта, скорбеть о невозможности встречи русской Святости и русской Гениальности, сожалеть о том, что русская метаистория не осуществилась в таких великих именах, как Пушкин и Серафим, и видеть в этом причину долгих страданий народа.

Не ответил поэт Жуковскому на вопрос: “Что видишь, друг?”

Но ответ уже был готов.