Генералы подвалов   ::   Рыбин Алексей

Затем, пролетев на красный свет и едва не зацепив какого-то зазевавшегося пацана, переходившего улицу на перекрестке, Бром погнал машину вперед, к Волкову кладбищу.

— Е-мое, — чуть ошалел Костян-Крюгер. — Ты прямо Гастелло. Чего вибрируешь-то? Расслабься.

— Расслабляться в гробу будем, — хмуро ответил Бром.

— Накаркаешь, мудак.

— За мудака ответишь.

— Да пошел ты. — Крюгер отвернулся и стал смотреть в окно.

* * *



Толстый отшатнулся, когда черная глыба бандитского «мерседеса» пронеслась в каком-то сантиметре от него. «Суки, — подумал Толстый. — Гады... Убил бы...»

Он ощутил, как все тело начала колотить крупная дрожь, лоб вспотел, в коленях появилась слабость. Заставив себя перейти на другую сторону улицы, он свернул в подворотню и сел на холодную ступеньку. Уже неделю Толстый чувствовал себя плохо. И с каждым днем неведомая болезнь все глубже залезала внутрь, расползалась по его маленькому телу, клонила голову к земле. Он не мог ни о чем думать. Последние два дня с трудом понимал окружающих. Когда к нему обращались, он машинально кивал головой, не улавливая смысла сказанного, но делал все, что от него хотели. А куда деваться? Жить-то надо.

Толстый сунул руку в карман, вытащил несколько мятых купюр. От Лиговки до проспекта Металлистов на такси... Двадцатника хватит за глаза. Боров ждет, надо спешить. Это Толстый понимал хорошо. С Боровом шутить не стоит. Боров побить может. А может и вовсе прибить. На то он и Боров. Для того и приставлен...

Толстому было двенадцать лет, и когда-то мать с отцом называли его Пашкой. Или Павлушкой.