JК
И это все о нем :: Липатов Виль Владимирович
Страница: 561 из 594Ах, ах, как не стыдно, дорогой Петр Петрович!
Старательно скрывая радость по поводу такого важного признания, Прохоров несколько раз щелкнул замком шариковой ручки, затем легкомысленным тоном спросил:
– Почему вы утаили от меня эти данные на предыдущем допросе, арестованный?
– Забыл!
– Да что вы говорите! – удивился Прохоров. – Главное забыли, а!…
– Забыл…
Вот и наступил тот редкий момент, когда на обветренном, костистом, загорелом и немного узкоглазом лице альпиниста и теннисиста Прохорова проявились голубые глаза богобоязненной, умиленной чудом жизни и всеобщей человеческой красотой старушки: эта старушка с радостью просыпалась на заре, осеняла себя крестным знамением и до самого позднего вечера не переставала благодарить бога за то, что он позволил ей прожить еще один день на этой теплой и круглой земле… Вот какие глаза глядели с христианским смирением и любовью на арестованного Заварзина, и в них уже можно было читать оторопь перед тем, что существовала тормозная площадка, стоял на ней Аркадий Заварзин, мчался поезд, во мраке белел камень, похожий на человеческий череп.
«Да не может быть этого! – жалобно молили голубые глаза старушки. – Никаких камней не бывает, никакой смерти нет!»
Под прицелом этих глаз арестованный вздохнул, тыльной стороной ладони по-детски вытер губы и замер в такой позе, которой и хотел добиться Прохоров, – смотрел не в угол комнаты, а на Прохорова.
– Вы не могли забыть, Заварзин, самый важный факт, сообщенный вам мастером, – тихо сказал Прохоров.
Старательно скрывая радость по поводу такого важного признания, Прохоров несколько раз щелкнул замком шариковой ручки, затем легкомысленным тоном спросил:
– Почему вы утаили от меня эти данные на предыдущем допросе, арестованный?
– Забыл!
– Да что вы говорите! – удивился Прохоров. – Главное забыли, а!…
– Забыл…
Вот и наступил тот редкий момент, когда на обветренном, костистом, загорелом и немного узкоглазом лице альпиниста и теннисиста Прохорова проявились голубые глаза богобоязненной, умиленной чудом жизни и всеобщей человеческой красотой старушки: эта старушка с радостью просыпалась на заре, осеняла себя крестным знамением и до самого позднего вечера не переставала благодарить бога за то, что он позволил ей прожить еще один день на этой теплой и круглой земле… Вот какие глаза глядели с христианским смирением и любовью на арестованного Заварзина, и в них уже можно было читать оторопь перед тем, что существовала тормозная площадка, стоял на ней Аркадий Заварзин, мчался поезд, во мраке белел камень, похожий на человеческий череп.
«Да не может быть этого! – жалобно молили голубые глаза старушки. – Никаких камней не бывает, никакой смерти нет!»
Под прицелом этих глаз арестованный вздохнул, тыльной стороной ладони по-детски вытер губы и замер в такой позе, которой и хотел добиться Прохоров, – смотрел не в угол комнаты, а на Прохорова.
– Вы не могли забыть, Заварзин, самый важный факт, сообщенный вам мастером, – тихо сказал Прохоров.