JК
И это все о нем :: Липатов Виль Владимирович
Страница: 63 из 594 – Как только гляну на нее, так – нате вам! – думаю о Соне Луниной… Она действительно белобрысая?
Во! Повесть о дикой собаке Динго и первой любви… «Показания Луниной Софьи Васильевны дают основания полагать о наличии любовного чувства к ней со стороны Лузгина Андрея Григорьевича». Это следователь Сорокин…
Прохоров открыл глаза.
– Меня все-таки интересуют отношения Евгения Столетова, Анны Лукьяненок и… – Прохоров помолчал. – Что произошло в клубе на новогоднем празднике?
Андрей не пошевелился. Он жил в сложном мире вечера двадцать второго мая, все никак не мог сойти с подножки вагона в предновогодний клуб, и даже имя Сони Луниной не выбило его из страданий: корчился на стуле, сжимал по-прежнему грудь могучими руками, остановившиеся глаза отражали мертвенный лунный свет.
– Двадцать второго мая Женьку нельзя было оставлять одного! – прошептал Лузгин.
Прохоров насторожился:
– Почему именно двадцать второго мая?
И случилось то же самое, что на лесосеке, – парень мгновенно замкнулся. Смотрел на капитана исподлобья, взволнованный, был таким, что пытай огнем, пали железом, мори голодом – не скажет, что произошло на лесосеке двадцать второго мая. А ведь день был особенным, ключевым для всего столетовского дела!
– Что происходило, Андрей? – скучным от безнадежности голосом повторил Прохоров. – Поймите: от меня ничего скрывать нельзя. Что случилось?
Никакой реакции.
Во! Повесть о дикой собаке Динго и первой любви… «Показания Луниной Софьи Васильевны дают основания полагать о наличии любовного чувства к ней со стороны Лузгина Андрея Григорьевича». Это следователь Сорокин…
Прохоров открыл глаза.
– Меня все-таки интересуют отношения Евгения Столетова, Анны Лукьяненок и… – Прохоров помолчал. – Что произошло в клубе на новогоднем празднике?
Андрей не пошевелился. Он жил в сложном мире вечера двадцать второго мая, все никак не мог сойти с подножки вагона в предновогодний клуб, и даже имя Сони Луниной не выбило его из страданий: корчился на стуле, сжимал по-прежнему грудь могучими руками, остановившиеся глаза отражали мертвенный лунный свет.
– Двадцать второго мая Женьку нельзя было оставлять одного! – прошептал Лузгин.
Прохоров насторожился:
– Почему именно двадцать второго мая?
И случилось то же самое, что на лесосеке, – парень мгновенно замкнулся. Смотрел на капитана исподлобья, взволнованный, был таким, что пытай огнем, пали железом, мори голодом – не скажет, что произошло на лесосеке двадцать второго мая. А ведь день был особенным, ключевым для всего столетовского дела!
– Что происходило, Андрей? – скучным от безнадежности голосом повторил Прохоров. – Поймите: от меня ничего скрывать нельзя. Что случилось?
Никакой реакции.