JК
Черная камея :: Райс Энн
Страница: 491 из 839Лицо у него не выражало прежнего коварства, и я молился, чтобы он не догадался о моихопасениях. И вообще он не казался из плоти и крови, как в Новом Орлеане, даже несмотря на влажный воздух. Я обрадовался этому.
"Ты тоже любишь Мону?" – спросил я, словно меня это действительно интересовало.
"Мона хорошая. Мона сильная, – ответил он, – но Мона причинит тебе боль".
"Знаю, – ответил я. – Ты тоже причиняешь боль, когда злишься, когда говоришь недобрые вещи. Мы должны любить друг друга".
"Ты хочешь быть с Моной наедине", – сказал он.
"А ты разве бы не хотел, если бы был мной?" – спросил я и повернулся к нему лицом.
Никогда прежде мне не доводилось видеть в его лице столько боли. Мои слова ужалили его, и я сожалел об этом.
"А я и есть ты", – прозвучало в ответ.
26
Наступавший вечер показался мне божественным. Так сильно полюбить, познать такое сердечное волнение... даже сейчас, когда я все еще молод, я считаю, что то было частью невинного детства. И даже не мечтаю, что те минуты могут вернуться, что я когда-нибудь вновь познаю такое всепоглощающее счастье.
Когда Мона проснулась, приняла ванну и переоделась в свой новый наряд из универмага – белые брючки и рубашку – мы пошли пройтись по ферме Блэквуд. Видимо, наши блуждания и позволили мне остаться в своем уме, не перейти грань безумия, когда я изливал душу Моне. Я рассказал ей все: и о Гоблине, и о Линелль, и о своей странной жизни.
Мона оказалась внимательным слушателем. Ее очаровал и сам дом, и длинная подъездная аллея, обсаженная орехом.
"Ты тоже любишь Мону?" – спросил я, словно меня это действительно интересовало.
"Мона хорошая. Мона сильная, – ответил он, – но Мона причинит тебе боль".
"Знаю, – ответил я. – Ты тоже причиняешь боль, когда злишься, когда говоришь недобрые вещи. Мы должны любить друг друга".
"Ты хочешь быть с Моной наедине", – сказал он.
"А ты разве бы не хотел, если бы был мной?" – спросил я и повернулся к нему лицом.
Никогда прежде мне не доводилось видеть в его лице столько боли. Мои слова ужалили его, и я сожалел об этом.
"А я и есть ты", – прозвучало в ответ.
26
Наступавший вечер показался мне божественным. Так сильно полюбить, познать такое сердечное волнение... даже сейчас, когда я все еще молод, я считаю, что то было частью невинного детства. И даже не мечтаю, что те минуты могут вернуться, что я когда-нибудь вновь познаю такое всепоглощающее счастье.
Когда Мона проснулась, приняла ванну и переоделась в свой новый наряд из универмага – белые брючки и рубашку – мы пошли пройтись по ферме Блэквуд. Видимо, наши блуждания и позволили мне остаться в своем уме, не перейти грань безумия, когда я изливал душу Моне. Я рассказал ей все: и о Гоблине, и о Линелль, и о своей странной жизни.
Мона оказалась внимательным слушателем. Ее очаровал и сам дом, и длинная подъездная аллея, обсаженная орехом.