JК
Дело о пропавшем боге :: Латынина Юлия
Страница: 83 из 310А бессмысленность, с которой наместник разорял провинцию и святотатствовал, делала аравана Нарая народным заступником, каковым тот, собственно, мечтал прослыть всю жизнь…
Меж тем как столичный инспектор беседовал с монахами, в городе Харайне, в кабинете покойного судьи, секретарь его, Шаваш, полуприкрыв кошачьи золотые глаза и поскрипывая шитыми сапожками, ходил из угла в угол и допрашивал арестованных в Иров день: тот народ, который очнувшиеся стражники похватали в монастыре.
Первый допрашиваемый был ражий детина, так же мало походивший на бунтовщика, как Шаваш — на черепаху; детина плакал и целовал Шавашу ноги. Шаваш отпустил его, можно сказать, за так. Второй был горшечник, — Шаваш поприжал его и выжал из него сотню монет за освобождение, и больше ничего не выжал.
Третьей оказалась девица из тех, что пускают в оборот личики.
— Так о чем говорили в толпе?
Девица улыбнулась и подкинула ножкой подол:
— Почем же нам знать! Начальству виднее.
Шаваш пожевал губами. Девице, уповавшей на мудрость начальства, судя по документам, было восемнадцать лет. Звали ее Нита, — родители оставили ее, трех недель от роду, у порога управы. Таких подкидышей было нынче много, государство о них заботилось: мальчики шли в военные поселения, девицы — в казенные дома. «Жалко девочку, — подумал Шаваш, — такая красавица, а выговор — как коза кричит». Шаваш остановился подле девицы:
— Так о чем все-таки говорили?
— Ой, господин секретарь! Народ шумит, что дождь идет, а дождь идет — императора хвалит.
Тут девица застенчиво пошевелилась, и с плеч ее скользнул бархатный потертый платок с самшитовыми колечками на кистях. Плечи у девицы были замечательные. «Ой», — сказала девица.
Меж тем как столичный инспектор беседовал с монахами, в городе Харайне, в кабинете покойного судьи, секретарь его, Шаваш, полуприкрыв кошачьи золотые глаза и поскрипывая шитыми сапожками, ходил из угла в угол и допрашивал арестованных в Иров день: тот народ, который очнувшиеся стражники похватали в монастыре.
Первый допрашиваемый был ражий детина, так же мало походивший на бунтовщика, как Шаваш — на черепаху; детина плакал и целовал Шавашу ноги. Шаваш отпустил его, можно сказать, за так. Второй был горшечник, — Шаваш поприжал его и выжал из него сотню монет за освобождение, и больше ничего не выжал.
Третьей оказалась девица из тех, что пускают в оборот личики.
— Так о чем говорили в толпе?
Девица улыбнулась и подкинула ножкой подол:
— Почем же нам знать! Начальству виднее.
Шаваш пожевал губами. Девице, уповавшей на мудрость начальства, судя по документам, было восемнадцать лет. Звали ее Нита, — родители оставили ее, трех недель от роду, у порога управы. Таких подкидышей было нынче много, государство о них заботилось: мальчики шли в военные поселения, девицы — в казенные дома. «Жалко девочку, — подумал Шаваш, — такая красавица, а выговор — как коза кричит». Шаваш остановился подле девицы:
— Так о чем все-таки говорили?
— Ой, господин секретарь! Народ шумит, что дождь идет, а дождь идет — императора хвалит.
Тут девица застенчиво пошевелилась, и с плеч ее скользнул бархатный потертый платок с самшитовыми колечками на кистях. Плечи у девицы были замечательные. «Ой», — сказала девица.