JК
Дружина специального назначения :: Платов Сергей
Страница: 345 из 348В результате Соловейка достигла в греко-римской борьбе поразительных результатов, а палаты засияли какой-то пугающей чистотой и порядком.
Мотя, не имеющий конкретных обязанностей по хозяйству, впал в глухую серую депрессию и целые дни проводил в доме, тупо уставившись в одну точку. Самое жуткое то, что Змей практически перестал есть и, несмотря на все усилия Соловейки и Солнцевского, сильно похудел и осунулся. И только поздно вечером, когда со двора уходили последние поклонники тяжелой атлетики, он выползал на свежий воздух. Там он просто лежал на крыльце и смотрел на звезды.
Именно за этим занятием, как правило, его и заставал Илюха. Богатырь садился рядом и гладил переживающего Змея по головам. Позже к ним присоединялась Любава. Так и сидели они до тех пор, пока ворчливый Феофан не прогонял их спать. Эти вечерние молчаливые посиделки, к сожалению, стали уже традицией.
В один из таких похожих друг на друга как две капли воды теплых августовских вечеров на крыльцо вышел Илюха. Мотя, взглянув на хозяина, вяло замахал хвостом.
– Чудовище чешуйчатое, что же ты не ел опять? – поинтересовался богатырь и, усевшись рядом, потрепал Мотю по холке.
Змей только пожал плечами.
– Надо есть, а то так исхудал, что над тобой уже соседские собаки смеяться начали.
Гореныш не знал, что ответить хозяину, и только тихонько лизнул его руку.
– Эх, Мотище, Мотище, – добавила появившаяся Любава, усаживаясь рядом. – Все переживают, но не голодом же себя морить.
Мотя, не имеющий конкретных обязанностей по хозяйству, впал в глухую серую депрессию и целые дни проводил в доме, тупо уставившись в одну точку. Самое жуткое то, что Змей практически перестал есть и, несмотря на все усилия Соловейки и Солнцевского, сильно похудел и осунулся. И только поздно вечером, когда со двора уходили последние поклонники тяжелой атлетики, он выползал на свежий воздух. Там он просто лежал на крыльце и смотрел на звезды.
Именно за этим занятием, как правило, его и заставал Илюха. Богатырь садился рядом и гладил переживающего Змея по головам. Позже к ним присоединялась Любава. Так и сидели они до тех пор, пока ворчливый Феофан не прогонял их спать. Эти вечерние молчаливые посиделки, к сожалению, стали уже традицией.
В один из таких похожих друг на друга как две капли воды теплых августовских вечеров на крыльцо вышел Илюха. Мотя, взглянув на хозяина, вяло замахал хвостом.
– Чудовище чешуйчатое, что же ты не ел опять? – поинтересовался богатырь и, усевшись рядом, потрепал Мотю по холке.
Змей только пожал плечами.
– Надо есть, а то так исхудал, что над тобой уже соседские собаки смеяться начали.
Гореныш не знал, что ответить хозяину, и только тихонько лизнул его руку.
– Эх, Мотище, Мотище, – добавила появившаяся Любава, усаживаясь рядом. – Все переживают, но не голодом же себя морить.