Страница:
237 из 720
А я увидела нищую деревеньку из одних только землянок с камышовыми настиламиповерху. Покосившуюся церквушку с шатровой главой. Тощую лошаденку с выпуклым, будто надутым, брюхом…
– Старый лыцар наш, Ерофей, когда отдал Богу душу, то гривну некому было принимать – у него одни дочки, а, известное дело, девке гривна, как корове седло… – Бокша осекся, испуганно глянул на Филуману. – Простите, княгиня, сказал не подумавши.
– Дальше, – кивнула я.
– Ну, известное дело, началось смятение в душах. Многие, особенно из ближних слуг, захотели взойти на лышров костер, ну а я побежал…
Я видела, как обезумевший подросток карабкается по каким-то сухим желто-серым скалам, жует мох, запивая родниковой водой, бредет по колено в болоте, спит в лесу, забившись в щель между огромными корнями дерева, ствол которого уходит ввысь.
– Вот… Потом повстречал ватагу. Что ант – не сказал, они антов не берут.
Мелькнули липа ватажников. И известных мне, и незнакомых, видно отставших от ватаги еще до встречи со мной. Задержалось и укрупнилось лицо бесшабашного атамана.
– Кисек всем говорил, что он не простой, что отец у него волхв. Вот я и прибился к нему. Думал: может, пойдем к волхву, он научит уму-разуму? А мы сюда когда и приходили, так только болячки лечить. Вочхв помогал, а сам даже в лицо не смотрел, не то что поговоригь…
Вот она – волхвовская гордыня. Не перед богами – перед людьми. Которые к тебе с открытой душой…
Я тяжко вздохнула.
|< Пред. 235 236 237 238 239 След. >|