Голубая кровь   ::   Угрюмова Виктория

При все этом лежать оказалось на редкость уютно и даже приятно, словно он парил, подвешенный в облаке легкого пуха, и уставшее, измученное тело не испытывало ни малейшего неудобства. Болело — да. Но ничего не давило, не мешало, не упиралось в спину или бока.

Кроме того, не было жара или озноба. Легкая прохлада окутывала его с ног до головы, и это состояние никоим образом не вязалось с пережитыми мгновениями умирания.

Он очень хорошо помнил, как вошел ему в спину острый клинок раллодена. Звук был отвратительный, словно трещала толстая ткань и чавкала влажная земля…

Помнил страдальческое лицо Килиана, которому наверняка было больнее, чем тому, кого он убивал предательским ударом…

Впрочем, почему предательским? Он знал, что происходит за его спиной, и был согласен с этим. И Килиан знал, что он все понимает и что согласился. Иначе все было бы по-другому: он, Руф, равнодушно (или не равнодушно) глядел бы, как корчится на земле его брат и как с каждым словом выплескивается из умирающего темная кровь и вздуваются под носом красные пузыри…

Помнил, как широким густым потоком вытекала из него жизнь, как немело тело, как члены цепенели и на веки опускалась свинцовая тяжесть.

Сон.

Вечный сон.

/Он должен был сбросить меня вниз, в пропасть. У него не было другого выхода. Иначе меня нашли бы с такой неудобной раной и Килиана замучили вопросами. Он не мог не подумать об этом… А после падения с такой высоты я уже не мог выжить, даже если допустить, что я выжил бы после такого удара.