Эффект Лазаря (Пандора - 2)   ::   Херберт Фрэнк

Как член комитета, призванный судить жизнь, я всегда задаю себе один и тот же вопрос, на который и стараюсь ответить в меру моего скромного разумения: "Поможет ли это дитя, эта новая жизнь, всем нам выжить?" И если есть хоть малейшая надежда, что оно внесет свой вклад в дело выживания общества,которое мы зовем человеческим, я голосую за то, чтобы дозволить ему жить. Не раз и не два я бывал вознагражден тем скрытым в никчемной форме гением, тем разумом в увечном теле, который оказывался благодеянием для нас всех. Я знаю, что прав, принимая подобные решения.

Но мои записки становятся слишком уж отвлеченными. Решительно, в глубине души я философ. Мне важно знать не только "что", но и "почему".

За долгие поколения, сменившиеся с той ужасной ночи, когда последний из настоящих, а не созданных нами из плавучей биомассы островов Пандоры взорвался расплавленной лавой, мы развили странную социальную двойственность, которая, по моему убеждению, может погубить нас всех. Мы, островитяне, дрейфующие в своих органических городах по воле волн, верим, что создали идеальное общество. Мы заботимся друг о друге, о той внутренней сущности ближнего, что скрыта у него под кожей - не важно, какого цвета или формы. Но почему же тогда мы так настойчиво говорим "мы" и "они"? Или это наш врожденный порок? Не обернется ли он насилием против отвергнутых нами?

А островитяне отвергают, это отрицать нельзя. Наши шутки выдают нас. Шутки над морянами. Мы зовем их "мокрицами". Или "куколками". А они кличут нас "муть". Мерзкое словечко, как его ни произноси.

Мы завидуем морянам. Именно так. Именно это я и написал. Завидуем. Им принадлежит весь простор морских глубин. Их механизация рассчитана на относительно стабильную, традиционную форму человеческого тела.