Канун Дня Всех Святых   ::   Уильямс Чарльз

И тогда, не без усилия шевельнувшись, он сказал каким-то не своим голосом:

— Вы уверены, что не хотели бы выпить?.. Тогда, надеюсь, вы извините меня, я налью себе.

Его собеседник только чуть заметно шевельнул головой. Колокола в Городе начали отбивать полночь. Джонатан проговорил про себя слова, вошедшие у него в привычку с тех пор, как он встретил Бетти, когда полночь заставала его бодрствующим (а это случалось довольно часто):

— «Benedicta sit, et benedicti omnes parvuli Tui» 3 .

Он выпил и повернулся к гостю со стаканом в руке.

Уцелевшие колокола, дальние и ближние, продолжали звонить. Звон все шире расходился по Лондону, а тишина в душе Джонатана все росла. Он еще некоторое время прислушивался к ней, а потом хрипловато спросил:

— Ну а как там леди Уоллингфорд, отец Саймон?

— Леди Уоллингфорд подавлена вашей картиной, — ответил Саймон.

— Подавлена? — зло повторил Джонатан. — Скорее возмущена, я бы сказал, — потом ощущение тишины и присутствие постороннего заставили его пожалеть о своей вспышке, и он сменил тон. — Прошу прощения. Она не показалась мне подавленной, скорее уж — сердитой.

— Покажите ее мне, — произнес Клерк. В его голосе не было приказа, хотя он всего лишь немного не дотягивал до командирских интонаций. Таким тоном маршал авиации мог бы обратиться к штатному художнику в чине младшего офицера. Голос подразумевал подчинение, но не собирался принуждать. Джонатан заколебался.