JК
Князь грязи :: Прокофьева Елена
Страница: 330 из 386Лишь на миг равнодушно скользнула взглядом по мне… И снова обожающе вперилась в него!
— Вот, Сабнэк! Мы привели, — робко сказал один из моих «спутников».
Тот, кого они называли Сабнэком, приостановил свое странствие по кругу и посмотрел на меня. Он смотрел долго, пристально, а потом, выбросив вдруг вперед указующий перст, взвыл:
— Ты-ы-ы!
От неожиданности я вздрогнула, отшатнулась, поскользнулась на скользких камнях и шлепнулась со всего маху… Мои дюжие спутники поспешили поднять меня на ноги, а один решился даже спросить у Сабнэка:
— Ну, как, раздевать ее?
— Вон! Все — вон! — взревел Сабнэк. — А деву — оставьте. Я буду говорить с ней.
Добрые молодцы поспешили удалиться.
Сабнэк подошел ко мне, взял меня грубой грязной лапищей за подбородок — меня трясло от отвращения, но сопротивляться я боялась — приподнял мое лицо и принялся поворачивать, рассматривая… С жуткого, черного, заросшего, покрытого коростой лица на меня смотрели удивительно красивые глаза, небесной глубины и голубизны. И, несмотря на безумие, ощутимо вскипавшее на дне этих глаз… Несмотря на нелепое одеяние… Несмотря ни на что — я поняла вдруг, что этот человек передо мной… Не знаю, как сказать. Но он — он был чем-то значительно большим, более значительным, чем я сама… И даже более значительным, чем все, кого я уважала мама, Юзеф… У него были глаза мудреца. Лоб философа.
— Вот, Сабнэк! Мы привели, — робко сказал один из моих «спутников».
Тот, кого они называли Сабнэком, приостановил свое странствие по кругу и посмотрел на меня. Он смотрел долго, пристально, а потом, выбросив вдруг вперед указующий перст, взвыл:
— Ты-ы-ы!
От неожиданности я вздрогнула, отшатнулась, поскользнулась на скользких камнях и шлепнулась со всего маху… Мои дюжие спутники поспешили поднять меня на ноги, а один решился даже спросить у Сабнэка:
— Ну, как, раздевать ее?
— Вон! Все — вон! — взревел Сабнэк. — А деву — оставьте. Я буду говорить с ней.
Добрые молодцы поспешили удалиться.
Сабнэк подошел ко мне, взял меня грубой грязной лапищей за подбородок — меня трясло от отвращения, но сопротивляться я боялась — приподнял мое лицо и принялся поворачивать, рассматривая… С жуткого, черного, заросшего, покрытого коростой лица на меня смотрели удивительно красивые глаза, небесной глубины и голубизны. И, несмотря на безумие, ощутимо вскипавшее на дне этих глаз… Несмотря на нелепое одеяние… Несмотря ни на что — я поняла вдруг, что этот человек передо мной… Не знаю, как сказать. Но он — он был чем-то значительно большим, более значительным, чем я сама… И даже более значительным, чем все, кого я уважала мама, Юзеф… У него были глаза мудреца. Лоб философа.